Вот в чем фокус

Дробиз Герман Федорович

— Золотая моя, что это вы осунулись? Заботы гло­жут?

— И не говорите. Обещали дочке норковую шубу к сезону, и представьте — не хватает.

— Э, золотая, мне бы ваши заботы. На шубу не хватает... Я сыну кооператив обещал, трехкомнатный. И вот, как говорится, подсчитали — прослезились. На двухкомнатный еще туда-сюда, а на трех — фигушки, ку-ка-реку.

— Милые мои, как я вас понимаю. У самого на «Волгу» недостает.

— А у меня не только на «Волгу», но и на «мер­седес».

— А у меня не только на «мерседес», но и на са­молет. Еще на фюзеляж набирается, еще на крылья, если по сусекам поскрести. Ну, может, еще на шасси. А в целом — хоть свищи в кулак...

Вот так у нас разговаривают. Потому что девиз — скромность.

У нас если дама натуральные бриллианты или, хуже того, изумруды нацепит — с ней никто не поздоровается.

У нас ювелир есть — мастер скромного стиля. Бриллианты под простое стекло, изумруды — под бутылочное, век гляди в упор, не догадаешься. Золото под бронзу, серебро под алюминий, платина под пластмассу — без­упречно.

У нас если бутерброд делают, то не икру на масло мажут, а масло на икру. У нас если кто в ресторане марочный коньяк без перелива заказывает, мы того сто­ронимся — моветон. У нас принято — официанту: «Го­лубчик, не затруднись литр «Камю» в бутылках из- под «Кавказа».

У нас, если под суд идут... Боже упаси изобразить из себя этакого, знаете ли, финансового воротилу. Дурной вкус! Организатором себя выставлять, лидером, намекать на размах дела — моветон. Называть крупные суммы — моветон. Брать на себя минимум и крайне неохотно — вот хорошие манеры. Потому что девиз — скромность. И должен сказать, иногда и сроки удается получать соответственно вполне скромные. Но иногда, конечно, дают на всю катушку. И это с их стороны, мы считаем — фи, моветон!

В ОСТРОЙ СПОРТИВНОЙ БОРЬБЕ

— Товарищи тренеры и начальники команд, мы со­брали вас в преддверии очередного сезона. План пер­венства в основном определился, но хотелось бы обсу­дить его в обстановке прямого откровенного разговора. Итак, чем мы порадуем в этом году наших болельщи­ков? По нашим наметкам тройка призеров выглядит так: «Бульдозер», «Трансформатор», «Расточник». Что касается остальных — вот, товарищи, пожалуйста, ито­говая таблица. Смотрите не торопитесь, вникайте. Во­просы, предложения — какие угодно. Откровенно, дове­рительно — для того и собрались. Есть вопросы? «Межколхозводстрой»? Почему приговорен на вылет? Ну, за­чем такие резкие выражения. Да, вам поручено замкнуть таблицу, так как вы становитесь резервом «Бульдозе­ра» и не можете оставаться в одной лиге с ним. Есть еще вопросы? Не все сразу. Понятно, понятно, я и не сомневался, больше всего вопросов по призерам. На­чнем с вас, уважаемый «Бензоколонщик»... Ну, не надо, не надо шуметь. Да, третье место было ваше. И в прош­лом году тоже. И в позапрошлом. А сколько мест на вашем стадионе? Восемь тысяч, совершенно верно А «Расточник» отгрохал новый стадион, на все шестна­дцать. Вам напомнить, какие задачи ставят перед нами финорганы? Сами помните? Очень хорошо.

Товарищи, относительно чемпионства «Бульдозера» просьба дискуссию не открывать. Звонили из министер­ства, завод хронически в прорыве, надо поднять на­строение рабочего коллектива. Такое впечатление, что не все читают газеты. Продукцию этого предприятия ждут на важнейших стройках Севера. Если вас это не волнует, дорогой мой коллега из «Коммутатора», так прямо и скажите: плевать мне на развитие производи­тельных сил в районах Севера и приравненных к ним. Ах, не плевать? Тогда что вам еще не ясно? Почему серебро у «Трансформатора»? Дорогой коллега, транс­форматорщикам призовое место обещают уже лет два­дцать. Сколько же можно морочить людям голову?

Что у вас еще? Деловое? Так... Так... Что ж, это по делу. Сейчас объясню. Да, в конце первого круга «Буль­дозер» выигрывает у вас на вашем поле шесть — ноль. Дело в том, что нам обещан выезд «Бульдозера» за ру­беж, но при условии, что он будет в отличной форме. Ваша задача — помочь «Бульдозеру» показать эту фор­му. А что Фендепеев? Кто же спорит: да, лучший вра­тарь региона. Не пропустит шесть штук? Он же про­фессионал, что, это ему сложно? Или он до шести не умеет считать? Я шучу, потому что не вижу проблемы. Ах, ему самолюбие не позволит. Да, он парень обид­чивый. Кстати, потому и не в «Бульдозере», а у вас. Помните, когда перед нами был поставлен вопрос о вы­ходе «Раскорчевщика» в шестнадцатую финала, кто тог­да подвел «Бульдозер», не пропустил ни одного мяча? Так он опять за старое? Ну, вы не мальчик, вы должны знать, как это делается. Поставьте запасного вратаря. Фендепеев не пустит запасного? У вас кто начальник команды — вы или Фендепеев? Ну, нарушьте ему режим, мы его дисквалифицируем на одну игру. Не пьет? Тогда вот что. У вас с кем перед этим

игра? С «Полировщи­ком»? Представитель «Полировщика» здесь? У вас этот... Чухов... бегает еще? Запишите: в игре с «Коммутато­ром» Чухов неоднократно нарушает в борьбе с Фендепеевым за верховые мячи. Судья удаляет обоих с поля, мы дисквалифицируем Фендепеева на одну игру, а вы, «Коммутатор», против «Бульдозера» ставите запасного. Все ясно?

Товарищи, давайте больше проблемы счета не об­суждать. Тем более, как видите, он далеко не везде про­ставлен, только в ключевых матчах. А в остальных встре­чах решайте по своему усмотрению. Тут мы вас не огра­ничиваем, полный простор тренерского поиска, фанта­зии. Повторяю: если в таблице счет не обозначен, зна­чит, для вас важен только конечный результат. Вот, для примера. Май месяц, «Весовщик» выигрывает у «Межколхозводстроя». Товарищи, еще раз подчеркиваю: нам абсолютно безразлично, с каким счетом выиграет «Весовщик»: один — ноль или десять — девять. Для бо­лельщиков чем больше, тем лучше. Поэтому думайте не о счете, думайте о болельщиках.

Учтите, товарищи, своей игрой мы должны порадо­вать восемнадцать предприятий, четырнадцать главков, семь министерств, одиннадцать горисполкомов, финорганы на местах и в центре и спорткомитет. Вопросы есть?.. Успехов вам в острой спортивной, борьбе на зе­леных полях нашего региона. И пусть победит силь­нейший!

АРХИМЕД

Вы свою работу любите? Я свою люблю. У нас для спокойного творчества — все условия. Шуметь, пры­гать — ни в коем случае. Выскакивать — боже упаси. У нас — наука. Каждый на своем месте. Я, например,— мэнээс, младший научный сотрудник. Пробирки мою. Нет, все в порядке: я только работаю как лаборант, а получаю как мэнээс. Тесно у нас, понимаете? Никто не помирает, никто на пенсию не уходит, набились в на­уку, как огурцы в бочку. Если выскочишь, обратно не влезешь: монолит. Бетон в рассоле. Нерушимое братст­во, каждый на своем месте. Кто сразу из вуза, те полы подтирают, окурки вытряхивают. Я со стажем, я уже на пробирках. Формулы, правда, стал забывать: аш два...о, господи, как дальше-то? Забыл. Ну и что? Все забыли, зачем выделяться? Мне что у нас нравится: тихо, спо­койно. Все одинаковые, как те огурцы. Был, правда, один — зеленый. Все выскакивал: «Давайте смотреть правде в глаза! Отрасль ждет результатов!» Ему гово­рят: «Не вылезай. У нас монолит». А он: «Пустите моло­дежь! Пока мы хоть что-то помним!» Его по-хорошему предупреждали: «Не выскакивай. У нас бетон в рассоле». Но выскочка разве будет добрые слова слушать? Вы­скакивал, выскакивал, пока шеф его не схрумкал. На закуску. И теперь у нас снова тихо, спокойно. Никто не терзается, никто не надрывается. Прихожу домой свежий как огурчик. Первым делом принимаю спиртяшки — у нас им пробирки моют. Такая лаборатория: по­лагается всякую дрянь спиртом промывать. С ума сошли. Я десятый год их водой мою — и ничего, три диссер­тации защитили. Правда, иногда говорят: «Чего это у нас точки не сходятся?» Это они графики строят — из точек. Ну, шеф посмотрит, буркнет так: «Интерполируй­те». По-нормальному, чтоб вам понять, значит: где вам эти точки нужны, там и поставьте.

Прихожу домой, принимаю спиртяшки, ложусь на тах­ту и задумываюсь... Поскольку у меня на работе голова отдыхает, я ее дома специально нагружаю размышле­ниями, чтобы форму не теряла. Размышляю: откуда у нас выскочки берутся? Кто пример показал? С кого началось?

И тут сын, школьник, подходит, с книгой в руках. «Вот,— говорит,— папа, правда, здорово?» — «Что здо­рово?» — «Архимед».— «Что Архимед?» — «Ну, как он свое открытие сделал. Лежал в ванне, вдруг как выско­чит из нее, как закричит: «Эврика!» Это значит — от­крыл!»

Я говорю: «Ты мне с древнего не переводи, еще помню». И вдруг соображаю: выскочил и заорал... Да ведь это он и есть: самый первый в мире выокочка. С него и началось! Его бы тогда остановить, одернуть, пристыдить — на нем бы и кончилось. Некому было. Меня там не было. Был бы я у него в квартире, когда он выскочил и «Эврика!» закричал...

Я бы ему сказал: «Ты чего кричишь? Чего выскаки­ваешь? Ну, сделал открытие. А ты его зарегистрировал? Ты его в четырнадцати экземплярах размножил? На отзыв в пять институтов и три министерства послал? Нет? Подожди, а диссертацию ты по нему защитил, по этому крику? Еще не успел? Так вот, сначала защити, а потом и кричи. На банкете. «Спасибо руководите­лю!» — кричи. «Благодарю оппонентов!» — кричи. «За здоровье соавторов!» — кричи».