Вой молодых волков
Шрифт:
— Скажи мне, Варта, зачем легат за Дунай пошел? — простонал Берислав, обхватив голову руками. — Мост он разобрал. Побил бы на переправе их!
— Голову ему князь заморочил, — поморщился егерь. — Думается мне, ваша светлость, надо план Б включать.
— Думаю, да, — вздохнул Берислав. — Как же дурень этот нас подвел! Ведь совсем другой расклад на эту компанию был бы!
— План Б? — удивленно поднял глаза наследник. — Что это значит, дядя?
— Это значит, что нам с тобой придется заняться делом, которое воина не украшает, — поморщился Берислав. — А кое-кто и вовсе решит, что оно бесчестное, дело это. Я без нужды не хотел его включать, но теперь придется. Дядя твой на глазах силу набирает. К нему все больше бояр бежит. Видят, что мы бездействуем, а он побеждает.
— Цель оправдывает средства? — испытующе посмотрел на Берислава племянник, который совсем недавно по совету
— Да, — кивнул Берислав, — если цель служит интересам государства. — Собирайся, Александр. С тобой пойдут верные роды тарниахов и сабиров. Кочевья кочагиров режете под корень. Скот и нетронутых девок пусть всадники забирают себе, а остальных под нож. Земля отходит нам, там сядут ветераны. Не дело, когда степняки кочуют прямо у стен столицы. Племя консуяр пока колеблется. На границу их земель пойдут два полка кирасир и мелкие роды из Дакии. Купи их, иначе они примкнут к Юруку. Он вернется тут же, как только узнает, что вы истребляете его народ.
— Но ведь соседние племена дали кочагирам клятву Великим Небом, что не тронут их! — удивился Александр. — Они нарушат ее?
— Я знал, что так будет, — грустно усмехнулся Берислав, — и сделал кое-что. Их ханы приняли завет Христа, а потому языческая клятва недействительна. Владыка отпустит им этот грех. А еще я дал каждому из них по десять тысяч золотом.
— А легионы? — удивился Александр. — Разве они не ударят по войску Кия?
— Пока нет, — покачал головой Берислав. — Мой брат любит читать Сунь Цзы. Мы ответим ему той же наукой. Этот мудрец писал: «Одержать сто побед в ста битвах — это не вершина воинского искусства. Повергнуть врага без сражения — вот вершина.»
— Нельзя победить, не сражаясь, — удивился Александр.
— Я все-таки попробую, — невесело усмехнулся Берислав. — Видишь ли, дорогой племянник, победить твоего дядю в бою у нас не получится. Ты слишком молод, а я и вовсе не воин. Вот для этого и нужен план Б.
— Когда выходить моим егерям, сиятельный? — спросил Варта.
— Как только первый лед на реках встанет, — вздохнул Берислав. — Начинай с мильчан, они к Братилаве ближе всех…
Александр и Варта ушли, а Берислав пошел к себе. Покои матери располагались этажом ниже, но она не удостаивала его разговором с того самого дня, как он отказался выпустить ее из дворца, ссылаясь на приказ брата. Уже поймали несколько лекарок, которые пытались попасть к ней по старой памяти, и всех их пытали. Святослав оказался прав, заперев мать здесь. Лекарки, все до одной, оказались гонцами, и ни одна из них не выдержала допроса с пристрастием. Святослав заставил и наследника принять участие в этом действе и, если поначалу Александр не понимал, чего это дядя взъелся на безобидных старух, но уже через четверть часа допроса в глазах его стала появляться дымка тоскливой грусти. Что-то он начал понимать в этой жизни, то, чему не учат воинов. Их жизнь проста: получил приказ — исполняй. Так улыбчивый мальчишка, увидевший близко грязь и боль, понемногу взрослел рядом с дядей, постигавшим людей с малых лет. А где люди честнее всего? Правильно, в пыточной. Ты не сможешь притворяться там, где добираешься до верхнего предела боли.
— Эх, мама! — с досадой прошептал Берислав, проходя мимо стражи, охранявшей второй этаж. Он ответил на приветствия гвардейцев и поднялся к себе, плотно заперев на деревянный брус тяжелую дверь.
— Ты долго сегодня, государь-муж мой!
Ванда! Женщина, озарившая всю его жизнь и подарившая пятерых детей. Она слегка потеряла девчоночью стройность, но красота ее стала зрелой и мудрой, отчего он любил ее еще больше. Не было у Берислава друга ближе, хоть и не мог он признаться в этом никому. Даже отец не понял бы его. У покойного государя были довольно своеобразные отношения с женами, а в последние годы они и вовсе напоминали скорее деловые, чем личные. Каждая императрица выполняла свою роль, ничуть не менее важную, чем у руководителей важнейших Приказов. Вот и его жена исполняла свою, заменив живую Богиню для всех словен. Берислав не позволял ей искать себе замену, как это сделала мама, и она приняла его решение без сопротивления. Ванда сильно изменилась за эти годы, превратившись из простоватой деревенской девчонки в женщину образованную и разностороннюю. Она нутром чуяла, какая женщина нужна ее мужу и тянулась к знаниям, словно мотылек к свету. И княгиня не ошиблась в своем решении. За все годы супружества Берислав не взял в постель никого, кроме нее, разительно отличаясь в этом от своих братьев и племянников. Да и от отца, положа руку на сердце. Покойный император, почувствовав приближение старости, отдалял ее всеми возможными способами. А юные наложницы —
— Ты долго сегодня, государь-муж мой! — сказала она, когда Берислав вошел.
— Дела, Ванда! — ответил он, целуя ее. — Где девочки?
— У них урок, — махнула жена. — Ты обедал? Или опять нахватался кусков?
— Я не помню, — совершенно честно ответил Берислав и развел руками. — Дел было много. Что-то приносили с кухни, а что — даже не скажу.
— Ты все-таки пошлешь егерей? — испытующе посмотрела она на него. — Ведь так?
— Да, у меня выхода не остается, — поморщился Берислав. — И тебе придется объехать те земли. Нужно будет успокоить людей.
— Хорошо, муж мой, — сказала она и прильнула к его груди. — Я сделаю все, что прикажешь. Я помню наш уговор. А вот помнишь ли его ты?
— Я сдержу свое слово, Ванда, — ровным, без малейших эмоций в голосе, ответил Берислав. — Наш старший сын получит то, что причитается мне по праву.
Две недели спустя.
Вороные кони шли легкой рысью, неся на себе княжеских слуг в черных кафтанах. Родовичи, что провожали взглядом егерей, теребили амулеты и кресты, порой висящие на шеях рядом, и шептали друг другу едва слышно.
— Кромешники! Рятуйте, люди!
— Сам боярин Варта впереди! Вон, пуговицы золотые!
— Сказывают, он кровь заместо водицы пьет!
— Спаси Христос и Богиня наша!
Рослые кони красоты неописуемой подбирались по масти. Их выращивали на заводе, что располагался в бывшем хринге аварского кагана. Род тарниах ушел в те земли и получил в свои руки немыслимое сокровище — племенных лошадей из Персии и Аравии, которых скрещивали с местными породами и даже с дикими тарпанами, что бесподобно приспособились к здешнему климату. Все же арабские кони, хоть и были невероятно выносливы, но холода не любили и зимовали в теплых конюшнях. И вот за четверть века кочевникам удалось подобрать те пропорции разной крови, которая и дала породу, которую сам покойный государь назвал Самаевской. В честь Самая, хана того племени. Говорят, хан неделю потом пил, когда ему объяснили, что его имя в веках останется. Вот такая вот шутка судьбы. Имя великого кагана авар все уже забыли, а Самая, который мизинца его не стоил, будут помнить. Но кони и впрямь получились отменные. Рослые, сильные, обрастающие к зиме густой шерстью. Они выдерживали и мороз, и зной. Они несли тяжелого всадника в доспехе, с каждым поколением давая потомство выше и сильнее прежнего. Этим лошадям доставалась лучшая трава и овес, так с чего бы им мельчать.
Шипастые подковы с дробным топотом крошили комья земли, прихваченные ранним морозцем. Мерзлая грязь разлеталась в стороны под их безжалостными ударами, и казалось родовичам, что топот коней княжьих карателей знаменует собой мрачную неизбежность. Егеря несли «Слово и дело государево», и несли его явно, потому как шли при полном параде: в каракулевых папахах с кокардой в виде волчьей головы, в поясах с серебряными бляхами и с тяжелыми саблями, рукоять которых опять же представляла собой волчью голову. Впрочем, егеря и дальнего боя не чурались, и для этого позади седла был приторочен степной лук и колчан стрел. По всему выходит, что они княжью волю несут, чтобы всем она ведома была.
Егеря шли резво, да так, что немирное племя, давшее в войско мятежного князя Кия своих бойцов, ничего и понять не успело. Мелкие веси егеря не трогали, они им без надобности были. Впереди в рассветной дымке показалась богатая усадьба, что скорее напоминала небольшую крепостцу, какие стояли в словенских землях издавна. Тут-то и жил Мната, один из владык мильчан. А сейчас тут была только его семья, потому как сам владыка и его старшие сыновья ушли воевать за волю и землю.
Частокол с крепкими воротами стоял на невысоком холме, а посад на три сотни дворов раскинулся в первозданном хаосе изб и землянок. Тут не бедствовали. Жили не как в землях хорутан и дулебов, конечно, но тоже вполне неплохо. Не сравнить с пруссами и поморянами, где железный топор — величайшая ценность. Варта увидел и загоны для скота, и засохшее дерьмо на улицах. Тут мальчишки гоняли свиней на выпас в ближайшую дубраву. Желудей столетние дубы давали уйму, а потому и свиньи росли быстро, наедая к зиме небольшой слой сала. Впрочем, эти мысли в голове боярина пронеслись быстро, словно аварская стрела, и он указал плетью на ворота. Два всадника, скакавшие рядом, кивнули понятливо и завертели в руках веревки с трехзубой кошкой на конце. Молодые и гибкие парни залезли на частокол в мгновение ока, с ловкостью куницы, и уже через минуту сбросили тяжелый брус наземь, широко распахнув ворота. Часовых тут отродясь не бывало. Расслабился народец от спокойной жизни.