Вой молодых волков
Шрифт:
Мусульманская пехота воевала с легкими щитами и копьями. Раньше лишь немногие пользовались луком, и только самые богатые и знатные имели мечи. Хотя сейчас, когда подати и гигантская добыча обогатили нищих когда-то бедуинов, с оружием стало куда лучше, чем во времена халифа Умара. Чуть ли не половина воинов-мусульман носила железный шлем, а слабые арабские луки заменили луки сложные, привезенные из Персии. Те, усиленные роговыми накладками, били куда дальше, чем изделия предков. Воины из хороших семей носили кольчуги под плотным цветастым халатом, а сандалии, где вечно под стопу набивался раскаленный песок, заменили кожаные башмаки или хазарские сапоги. Они для всадника были куда удобнее, чем обычная обувь кочевника.
— Мясо вперед пустили, — бурчал себе под нос Вячеслав, который управлял боем
— Эх, где ты сейчас, рожа косоглазая! — грустил Вячко. — Сейчас бы сотни три твоих всадников, мы бы их как цыплят перетоптали! Кто же знал, что легионы на открытое место вести придется! Вот ведь глупость какая!
Сирийцы отхлынули, а на строй египтян пошла отборная пехота из прошедших огонь и воду мужей арабского бану Кальб, верных союзников халифа Муавии. А это совсем не сирийцы, вышедшие в свой первый поход. Это уже было очень серьезно. Сеча закипела со всех сторон. Множество копий было поломано и изрублено, и в ход пошли мечи и саксы длиной в локоть. Плотный строй, укрытый огромными щитами-скутумами, почти непроницаем для пехоты, но только не тогда, когда войско рубится без остановки уже полдня, и его вдвое меньше, чем противника. Чудес не бывает, это ведь война, а не сказка.
— Превосходный, — подскакал командир шестого легиона, — если войско императора не подойдет, нам крышка. Они же свежие силы постоянно вводят. Их вдвое больше. Если каре разорвут, нам конец. Они ведь еще даже конницу в бой не бросили.
— Сам вижу, — процедил Вячко и отхлебнул из серебряной фляги. — Подойдет император, Анастасий, не может не подойти…
— Да уже пора бы, — невесело усмехнулся тот и повернул коня к своим. Там его легион сделал пару шагов назад, оставляя в пыли тела товарищей. Воинов становилось слишком мало, нужно делать строй короче, иначе его прорвут.
Тьма упала на землю так, как и всегда это случалось в Египте. То есть в мгновение ока. Вот еще только что вовсю светило солнце, а теперь оно прячется за горизонтом, разливая вокруг густую и темную, словно чернила, ночь. Бездонный небосвод, пронизанный частыми дырами звезд, равнодушно обнял уставших людей, которые весь день убивали друг друга непонятно зачем. Спали без сил и арабы, и египтяне. Спали ровно до того момента, когда солнышко показалось острым краем над горизонтом, прогоняя своими лучами тьму. Люди, тело которых ломило от невыносимой усталости, поднимались и шли к командирам. Они съедят горсть фиников и сушеного мяса, а потом снова построятся для битвы. Ведь еще ничего не закончилось.
— Нам бы день простоять, да ночь продержаться! — твердил Вячко присказку, которую часто слышал от старого государя Само. — Император придет на помощь. Он не может не прийти!
Впрочем, что-то в глубине души говорило ему об обратном. Вячеслав вытащил меч и полюбовался переливами булата. Сегодня этому мечу предстоит испить вражеской крови. Это опытный военачальник знал точно. У него осталось меньше пяти тысяч воинов, из которых ранена четвертая часть. Будет чудом, если они продержатся хотя бы до заката.
1 Автор слегка видоизменил речь полководца Куляйбы ибн Юсуфа по прозвищу «Аль-Хадджадж» (костолом), сказанную при взятии мятежной Куфы в 701 году. Приведено как образчик переговоров того времени.
Глава 15
В то же самое время. Александрия.
Коста пробирался через гомонящую толпу, расталкивая всех локтями. Восточный базар — он такой: яркий, шумный и деловитый. Тут нельзя зевать, иначе обязательно пропустишь что-нибудь. Например, верблюд заденет тебя боком, или мальчишки вырвут кошель из рук. Базар всегда наполнен улыбкой и радостью, пусть не всегда искренней. Ведь таков закон торговли. Не умеешь улыбаться — ничего не продашь. Но сегодня на базаре не улыбались. Сотни людей
— На пришлую солдатню никакой управы нет! — какой-то торговец потрясал кулаками, собрав вокруг себя кучку народа. — Они вчера почтенного купца Евтихия огнем пытали, чтобы вызнать, куда тот свои деньги дел! Да что же это делается, люди добрые!
— Проклятье! — прошипел про себя Коста и развернулся в сторону дворца. — Плохо дело! Совсем плохо!
Он толкался, не слушая брань и крики. У него не было времени на такие мелочи. Его озарила вдруг страшная догадка, и именно ее он нес во дворец, самому сиятельному логофету Стефану. Если он прав, то семью государя ждет беда. И случится это совсем скоро. Ведь гневную речь про очередного купца, которого взял на пытку какой-нибудь сотник, Коста слышал за сегодня уже трижды. А это означало только одно. За золотом, лежащим во дворце, скоро придут. Сначала попросят отдать добром, а потом и просить не станут, воспользуются численным перевесом и возьмут жилище императора штурмом. Денег там лежит столько, что даже святой соблазнится, не то, что безродный вояка. Дело верное. На допросе присутствует несколько человек, и они молчать не станут. Не сегодня завтра тысячи наемников-горцев узнают, где лежат горы золота. Неужели какая-то там клятва удержит их от соблазна? Да ни за что! В этом у пана полковника не было ни малейших сомнений. Он вошел во дворец через вход для прислуги и кивнул стражнику, который приветствовал его в ответ. Хорутанин знал о его должности и звании, и изрядно побаивался этого невзрачного с виду грека. Коста ворвался в кабинет великого логофета и склонился в поклоне.
— У нас неприятности, сиятельный, — заявил он. — Воины пытают купцов, чтобы вызнать, где их деньги. Как вы понимаете, они уже это узнали и вот-вот устроят бунт. Там армяне, исавры, готы, даны, словене из Греции и прочая шваль. Они вот-вот разобьют склады с вином, и тогда в городе станет жарко.
— Ах, бедный я бедный, — вздохнул Стефан, который понял все и сразу. Он открыл шкаф, откуда достал кольчугу, шлем и братиславской работы арбалет. Коста даже растерялся от изумления.
— Сиятельный, вы что, собираетесь биться? — только и вымолвил он. — Но вы же… — тут он благоразумно замолчал, не упоминая про отсутствие признаков мужественности у дяди императора.
— А ты считаешь, что вот это, — Стефан показал на побелевший шрам от стрелы, пересекший его щеку, — мне сделала любимая кошка? Я воевал с самим Халидом ибн аль-Валидом против персов и получил добычу как лучший из воинов. Триста драхм! Десять верблюдов за один бой! Я сразил восьмерых в первом же сражении. Вот из этого арбалета!
— Я всегда думал, что это сказки! — честно признался ошеломленный Коста. — Я останусь в городе, сиятельный, у меня есть кое-какие мысли.
— Я послал гонца к наместнику Фиваиды, — сказал Стефан. — Он уже поднимает ветеранский легион и ведет его к городу. А ты делай то, чему тебя учили, боярин Константин. За нас не волнуйся. Этот дворец еще удивит всех. Я смеялся, когда мой старший брат приказал переделать его проект. А вот теперь мне совсем несмешно. Я благословляю память покойного императора. Он видел куда дальше, чем мы.