Вой молодых волков
Шрифт:
Сотники склонили головы и пошли к своим, хриплыми сорванными от крика голосами поднимая воинов в новую атаку. А старый десятник уже раздобыл где-то кирки, зубила и молотки. Когда бой уйдет вглубь дворца, он начнет свою работу. Если господь будет благосклонен к нему, то его не услышат в суматохе боя.Он уже подобрал глухой участок на восточной стене. Там ни одного окна нет.
Юлдуз сидела в подвале собственного дворца, шевеля губы в… нет, не в молитве. Отборная брань на болгарском была едва слышна, и юная августа Стефания лишь недоуменно поднимала брови, когда до нее доносились особенно удачные пассажи. Она еще не знала таких слов. Гигантский подвал
— Тихо всем! — София встала и подняла руку. — Вы слышите?
— Проклятье! — выругался десятник. — Стену ломают! И совсем недалеко от этого места лестница в подвал. Не повезло нам! Стах, Войно! — тащите ковры и сундуки, заваливайте спуск! Восьмой десяток — на позицию! Остальные готовят пути отхода.
— А казна? — в ужасе вскинулся ключник. — Я золото не оставлю! Я же за него головой отвечаю.
— Да забудь ты про него, — равнодушно ответил десятник. — Я должен семью государя защитить. А на золото твое мне плевать. Только и проку от него, что пока солдаты грабить будут, можем попробовать уйти подальше.
— Мама, мне страшно! — семилетняя Стефания уткнулась в живот Юлдуз, обхватила ее руками и заревела в голос.
— Стыдись, ты дочь римского императора! — Юлдуз оторвала ее от себя. — Посмотри на сестру! Людмила держится достойно! Третьяк!
— Да госпожа! — склонил голову десятник.
— Если сюда прорвутся, позаботься о моих дочерях. София, ты проверила тетиву?
— Да, матушка, — спокойно ответила княжна. — У меня полный колчан стрел. Черта с два они меня возьмут. Я им не городская неженка. Когда народ шауйя напал на Гараму, я рубилась не хуже своих братьев.
— Они пробили стену! — словно не веря сам себе, сказал десятник. — Слышите? Кирпич обвалился! Вот проклятье!
Бой закипел в полусотне шагов от этого места. Юлдуз шептала молитвы вперемешку с руганью и слушала, как прямо над ее головой кто-то кричал, звенел железом и выл от боли. Ромеи все же прорвали баррикаду на входе, и теперь бой идет в коридорах дворца.
— Уходить нужно, — в их комнатушку ввалился раненый гвардеец, баюкающий повисшую плетью руку. — У лестницы двое наших сталось. Долго не удержат.
— Ружана, уведи маленьких август и спрячь их в тюках с самой дешевой тканью, — спокойно сказала Юлдуз. — Ее возьмут в последнюю очередь. Пойдем, София, пришел наш черед повоевать.
— Да, матушка, — спокойно ответила княжна и подошла к ней.
— Но, госпожа! — стеной встал перед ними Третьяк. — Вам тоже нужно спрятаться! Вы не можете рисковать.
— Иди к черту, десятник! — великий логофет Стефан, который уже наложил стрелу на арбалет, прервал свое молчание. — Мы не станем сидеть тут и трястись от страха, пока наши воины умирают. Никаких возражений, это приказ великого логофета! Пойдемте, девочки!
Огромный подвал императорского дворца имел два входа. Один — с улицы,
— Вот бедный я, бедный! — зашептал себе под нос Стефан, выпуская короткую и толстую стрелу в темный силуэт, появившийся на лестнице. Ромей, которому наконечник попал в глаз, захрипел и повалился мешком, скатившись по ступеням почти до самого низа. Спуск и так был неширок и крут, а теперь его еще и заваливали тела убитых. Хорутане взяли троих за каждую свою жизнь, и теперь на лестнице мертвецы лежали сплошным ковром. Пробираться через них теперь крайне затруднительно.
— Там еще лучники подошли! — раздался удивленный голос наверху. — Эй вы, сволочи! Сдавайтесь, иначе я с вас на куски порежу!
— Спускайся, спускайся сюда, — шептал Стефан, плавным движением «козьей ноги» взводя арбалет.
Воины оставшегося десятка спешно тащили сундуки с товаром, тюки с тканями и связки ковров, восстанавливая преграду на пути нападающих. Пятно света вновь закрыла тень, и в этот раз быстрее оказалась София, которая плавным движением вскинула свой лук. Загудела тетива, пославшая вперед острое жало, несущее смерть, а потом защитники услышали сдавленные ругательства, и пятно исчезло.
— Я ему ногу продырявила, чуть выше лодыжки, — с гордостью заявила невеста цезаря. — У него был армейский скутум.
Осаждающие сделали еще несколько попыток, но до баррикады внизу так и не дошли. И императрица, и ее невестка, и великий логофет с такого расстояния били без промаха, а пробраться по лестнице, заваленной телами, и не открыться хоть на секунду, не было ни малейшей возможности. Уж больно много ромеев положили здесь гвардейцы. Наступило шаткое перемирие, и семья императора выдохнула с облегчением, как вдруг наверху раздался шум.
— Бей бунтовщиков!
— Эй! Вы чего?! Спятили?!
— На, сволочь! Получи! — слышали они, а прямо у входа в подвал зазвенела сталь. Кто-то кричал, но крики звучали скорее возмущенно, чем гневно, и София, обладавшая острым слухом, недоуменно посмотрела на остальных.
— На них кто-то напал сзади! — только и сказала она, и вскоре ее слова подтвердились. — И вроде бы свои! Но почему?
— Не стрелять! Это патрикий Евгений! — крикнул вдруг кто-то на словенском. — Я слуга василевса Владимира. Мои люди бьются с бунтовщиками. Я выведу вас в безопасное место! Выходите, не бойтесь!
Подвал молчал, а люди в нем переглядывались недоверчиво. Они знали патрикия, но вдруг это совсем не он.
— Эй! — в голосе явно чувствовалось раздражение и злость. — Я пришел спасти семью императора. Кирия, вы меня слышите? Вы же знаете меня! Я имел честь приветствовать вас! Сиятельный Стефан! Это же я!