Война 1812
Шрифт:
Солдату было неприятно общаться с незнакомцами. Но, он находился недалеко от территории расположения полка. Был ясный день. Рядом прогуливались прохожие. Пересилив себя, подошёл и осторожно спросил.
– Слушаю?
Высокий спесиво поднял руки и пересыпал из одной ладони в другую горсть монет.
– Смотри, что есть? Хочешь заработать?
Парень сглотнул слюну.
– Хочу. А что надо делать?
– Можешь вынести и продать небольшой бочонок с порохом?
Служивый изменился в лице. Из розового оно превратилась в красное.
– Господа, вы в своём уме? Я писарь при штабе, а не артиллерист. И вообще, это очень опасное дело. За такое могут
– О, матка боска!– Второй незнакомец попытался поймать парня на "слабо". Поднял огромную лапищу. Переплел пальцы, с хрустом сжал их.
– Боишься? Так, и знал, что ты трус! Все фламандсы трусы! Хотя… что такого? Незаметно взять с телеги бочонок. Принести, отдать нам. За это получишь... пять серебрух!
– Как же я принесу?
– писарь по-прежнему стоял на своём.
– Там, охраны - как сельди в бочке. На каждом шагу по три – четыре человека. Все вооружены. Смотрят, глядят. Если, что - сразу готовы скрутить.
Высокий снова выступил вперёд. – Какая охрана? Один калека у крайней повозки. Больше нет никого. Подошёл, тихо взял и ушёл. Всыстко! (Всё! Пол). Получил хорошие деньги. И в трактир... Гулять. Давай! Не трусь. Иди. Тем более тебя знают как писаря. Если, что – скажешь, пришёл пересчитывать бочки.
– Господа хорошие! Всё равно это опасно. Нет. Я не возьмусь.
Низкий подошёл ближе. Отодвинул плечом товарища. – Холера, Кшиштаф! (Чёрт возьми, Кшыштаф! Пол.) Не дави на него. Дело не простое.
– Слушай, сервисант. В нашем полку недостача. Нам срочно нужен порох. Может, договоримся на десять монет? За каждый бочонок. Десять бочонков – сто серебра. Хорошее предложение! Соглашайся? Сделаешь – станешь богатым.
Солдат робко отошёл от незнакомцев. Бросил на ходу.
– Нет. Не могу. Поймают - повесят. Я не хочу висеть. Пшепрашам, (Простите. Пол.) господа паны поляки. Естэм в пощпеху. (Я спешу. Пол.)
Высокий догнал уходящего.
– Может, подскажешь, кто может рискнуть? Ты же писарь – знаешь всех?
– Не знаю я никого. Нет у нас таких.
Писарь быстро шмыгнул на угол. Остановился. Притих. Прислушался. И хорошо расслышал остаток разговора.
– Co ci mowilem, Kszystafie. Musielismy udaс sie w inne miejsce. Nikogo tu nie znajdziemy. (Что я тебе говорил, Кшыштаф? Надо было сразу идти в другое место. Не найдём здесь никого. Пол.)
– Nie, Przemyslawie. Miejsce jest w porzadku. Tyle, ze ten goner nie potrzebuje pieniedzy. (Нет, Пшемыслав. Место нормальное. Просто, этому доходяге, не нужны деньги. Пол.).
…..
Полковник второго польского артиллерийского полка Гжегож Дабковский был срочно вызван к начальству.
Герцог Этьен де Шанс долго ходил перед ним из стороны в сторону. Раздумывал как начать разговор. Наконец определился…
– Гжегож, я давно знаю твоего отца. И у меня нет повода не доверять тебе. Но! В округе ходит много нехороших разговоров, о каких-то поляках, которые в разных местах, пытаются купить порох для своего полка. Якобы у них какая-то недостача или растрата, а может даже воровство большого количества. Что за полк? Неизвестно. Поэтому, я решил, чтобы слухи не пошли дальше. – Махнули головой в сторону потолка.
– Отправить к тебе проверяющего. Хотя уверен – у тебя всё нормально.
Герцог остановился и вопросительно уставился на полковника.
– У тебя же всё нормально?
Поляк, как
– Так точно, господин генерал.
– Значит, завтра, с утра. Вместе со своим интендантом, ждите гостя. Быстро посчитаете, проверите. Чтобы я был спокоен и не волновался. Так, что иди, готовься. Да! И стражи поставь побольше. Мало ли, что?!
…..
Вечером того же дня количество охранников склада с порохом было увеличено в три раза. Всю ночь бдительные польские часовые, не смыкая глаз, пристально оглядывали тёмную опушку леса и болото, прилегающие к складу. Прислуживались к каждому подозрительному шороху. Присматривались к каждой тени. Громко поддерживали друг друга разговорами. И только к самому утру немного расслабились. Вместе с первыми лучами солнца из-за косматых деревьев вылетел большой желтый шар. Ярко осветил место, где расположились сдвинутые друг к другу повозки с порохом. А затем фейерверком разорвался на десятки пылающих углей, которые извивающимися лентами начали спускаться с неба и поджигать всё в округе. Часовые бросились тушить. Сбивать огонь. Пламя, наоборот, только разгоралось. Несколько минут и огромный огнедышащий цветок поглотил всё, что было на поляне. От повозок, людей, лошадей остались одни головёшки.
***
Со следующего дня, после странного разговора с поляками, писарь фламандского артиллерийского полка Патрик Клюверт решил добираться из дома в полк и обратно разными дорогами. Предчувствие чего-то нехорошего просто трубило и долбило огромными спазмами по всем участкам мозга. С каждым днём, с каждым часом оно увеличивалось и росло. Он чувствовал, он знал – такие не отстанут. Они найдут. И больно накажут. Для них пролить кровь – всё равно, что напиться водицы. Вот и сегодня Патрик шёл настороженно, постоянно оглядывался, старательно обходил все злачные, тёмные и вызывающие подозрения места. По возможности старался выбрать дорогу, где присутствуют пешеходы, чтобы быть у них на глазах.
И всё же это не помогло. Сильные, словно налитые железом руки, резко потянули его в маленький закоулок. Втащили в какой-то колючий кустарник и прижали к стволу дерева.
– Ну, привет, бруднэ сцур (Грязный крысёныш. Пол.) - прохрипел голос старого польского знакомого, укутанного в шарф по самые глаза.
– Что? Сучёныш? Продал нас генералу? Радуешься, что погибли наши товазесе? (Товарищи. Пол.)
Патрик от неожиданности потерял дар речи, а потом заскулил тонким голосом, хватая ртом воздух.
– Господа паны поляки. Я вообще, никого, никогда, не продавал. Я самый тихий и мирный человек на свете. Сижу в штабе. Переписываю бумаги. Даже к службе негодный – чахотка у меня. Из всех достоинств – умею читать и красиво писать.
Его напарник зловеще поднял свои огромные кулаки. До хруста сжал костяшки.
– Врёшь, курва фламанская! И за тебя, не выдержал кто-то из наших и случайно подорвал склад. Погибли семнадцать воинов-поляков. Матка боска! Семнадцать человек, по твоей вине! Полковник и интендант сидят под следствием. Скорее всего их расстреляют. На месте склада огромное чёрное пятно. Пороха нет. Нас хотят расформировать. А ты! Скура (Шкура. Пол.) спокойно живёшь. Сладко ешь, крепко спишь. Одеваешься хорошо. А надо было просто продать нам несколько бочонков с порохом и всё! Ребята были бы живы, всё было бы нормально. А теперь!
– Из-за пояса вытащили огромный, страшный, кривой нож и поднесли к горлу несчастного фламанца.
– Прощайся с жизнью, гадёныш.