Война индюка

Проскурин Вадим Геннадьевич

— Экзамен на профпригодность, — хмыкнул Рейнблад.

— В какой-то степени, — не стал возражать Джон. — Вся наша жизнь в какой-то степени экзамен. Привыкай.

4

Они шли через темный лес: впереди Трейси, затем Анжела и замыкала шествие Джинджер. Шли очень медленно, потому что несовершенное зрение низкорожденных не позволяет нормально ориентироваться в темноте. Трейси приходилось буквально нащупывать место для каждого очередного шага. Если бы Анжела была одна, она бы добралась до дворца гораздо быстрее.

Анжела

шла как во сне, и этот сон был кошмарным. Уже несколько часов Анжелу не оставляло ощущение, что на самом деле не существует ни летающих тарелок, ни высокоэнергетических бомб, выжигающих благословенный лес целыми гектарами, ни чудовищного Джона Росса, кощунственно именующего себя богом, ничего этого нет, это просто сон. Она проснется, Сонни поцелует ее и скажет, что она плохо выглядит, а она скажет ему: «Мне приснился кошмар», он попросит рассказать подробности, а она откажется, потому что есть вещи, которые нельзя рассказывать, потому что они слишком ужасны. Она выпьет настой кофейного молочая, расшатанные нервы чуть-чуть успокоятся, она улыбнется и поймет, что все позади. И тогда она поблагодарит Гею за избавление от кошмара.

Есть вещи, которые нельзя переносить, если ты принимаешь их всерьез. Либо впадешь в истерику, либо в психопатический ступор, а это недопустимо, потому что когда решается судьба любимой Родины, от тебя требуется максимальная сосредоточенность и собранность. И еще вера в то, что ты не проиграла, что твои усилия не тщетны, что ты не муха в паутине ужасного Джона Росса, а мифическая лягушка, превратившая молоко в мифическое масло. Конечно, история про лягушку — миф, все знают, что молоко остается молоком, сколько его ни взбалтывай, хотя, возможно, на Земле Изначальной все было иначе… Неважно. Надо верить, что все получится. А самый простой способ поверить в это — вначале поверить, что любое твое действие благотворно, что хуже, чем есть, быть уже не может. И да поможет мне Гея.

— Стойте, девочки, — сказала Анжела, когда они вышли к опушке леса. — Подождите минуту, мне надо привыкнуть к свету.

— Разве ж это свет? — хмыкнула Трейси.

— Анжела, а почему у тебя глаза не вываливаются? — спросила Джинджер. — Они такие огромные…

Анжела не нашлась, что ответить на последний вопрос, только пожала плечами.

Не такой уж и яркий тут свет, крыльцо и дверь видно четко, можно даже не щуриться. А если на фонарь посмотреть… ярковато, конечно, но терпимо… Но внутри каменной коробки освещение может быть намного ярче. Лучше потратить лишнюю минуту сейчас, чем внезапно ослепнуть в самый неподходящий момент.

Хлопнула дверь, на крыльцо выскочили низкорожденные мужчины, особей пять-шесть.

— Ой, там папа! — подала голос Джинджер. — А чего это он с бластером?

Левой рукой Анжела ухватила Трейси, правой — Джинджер, и резко потянула обеих вниз.

— Тише, — прошипела она. — Увидят…

— Зак, очки взял? — донеслось с крыльца.

— Мой папа тоже

там, — прошептала Трейси.

— Взял, — отозвался тот, кого только что назвали Заком. — Тони, отставить, потом наденешь, как с дорожки свернем. Бежим, бежим, не задерживаемся!

Шаги прогрохотали и стихли в отдалении. Анжела перевела дыхание. Хорошо, что Тони не успел надеть очки, а то посмотрел бы на парк через биодетектор, и пришел бы конец великой миссии комиссара Анжелы. И девочек тоже, скорее всего, поубивали бы, не разобравшись. Спасибо Гее, что не попустила. Девочки-то ни в чем не виноваты.

Внутренний голос напомнил, что выскорожденные дети, заживо сгоревшие в Дарвине и Фриско, тоже не были ни в чем виноваты. И другие дети, те, что пошли в самоубийственную атаку с бомбами на груди, тоже не были виноваты.

— Это они тебя ловят? — тихо спросила Трейси.

— Меня, — кивнула Анжела. — Пойдемте.

Они пошли. Под светом электрических фонарей низкорожденные девочки двигались уверенно, больше не спотыкались на каждом шагу.

— Анжела, капюшон опусти, — сказала вдруг Джинджер. — Ой, а чего ты такая розовая стала?

Анжела опустила капюшон и ответила:

— От стыда. Я такая глупая, про капюшон забыла…

— Не глупая, а расстроенная, — уточнила Трейси. — Мой папа тоже, бывает, расстраивается. Скачет по кабинету, долбит кулаками в стены, ругается непристойно и приговаривает: «Какой я дурак! Какой я дурак!» А потом успокаивается.

— А мой папа в храм ходит, чтобы успокоиться, — сказала Джинджер. — У него друг есть, отец Константин, жрец такой. Папа от него такой веселый приходит…

— Они, наверное, курят вместе, — предположила Трейси.

— Да иди ты! — огрызнулась Джинджер.

Они поднялись по лестнице на третий этаж и направились по коридору направо. Анжела вспомнила, что говорил Джон Росс. По коридору до конца, там пост охраны, один-два человека, их надо убить… гм… убить.

— Здравствуйте, дядя Дрю! — поприветствовала охранника Трейси.

— Здравствуйте, дядя Дрю! — эхом повторила Джинджер.

— Привет, девчата, — отозвался воин-охранник по имени Дрю. — А что вы тут делаете? Здесь нельзя играть, здесь…

Он заметил закутанного в балахон монаха и осекся на полуслове. Сунул руку за пазуху, увидел направленное на него дуло и замер.

— Давай, доставай оружие, не стесняйся, — сказала Анжела. — Но медленно. Очень-очень медленно.

Дрю улыбнулся и спросил:

— Алиска, ты, что ли, шалишь?

— Оружие доставай, — повторила Анжела. — Очень медленно. Убью.

— Ты обещала никого не убивать! — испуганно вскрикнула Джинджер.

Анжела тяжело вздохнула. Да, она обещала. Гея, милая, разве не видишь ты, что нет на мне вины? Меня вынуждают, не дают выхода, я гублю свою душу… ради тебя гублю, любимейшая, пойми и прости, умоляю тебя!

— Я не хочу никого убивать, — сказала Анжела. — Если он меня не вынудит.