Война индюка
Шрифт:
— У нас в книгах всегда пишут правду, — сказала Анжела.
— У вас, небось, книга только одна — ваше гейское священное писание, — предположил Морис.
— Нет, — покачала головой Анжела. — Есть еще техническая документация, учебники для школ…
— И что, у вас в учебниках правду пишут? — деланно удивился Морис. — Так и пишут, дескать, мы, богомерзкие еретики-фанатики…
— Не надо смеяться над Геей, — тихо сказала Анжела. — Гея — это святое.
— В жизни много святого, — сказал Морис. — Если ни над чем не смеяться,
Он допил чай из чашки, протянул руку к чайнику, Трейси сказала:
— Там пусто, давайте я новый заварю.
Встала, пошла заваривать. Морис посмотрел на Анжелу, она закрыла глаза, а ее огромные уши мелко подергивались.
— Что-то услышала? — спросил ее Морис.
Уши Анжелы перестали дергаться. Она открыла глаза, пожала плечами и сказала:
— Там за стеной что-то шуршит.
— Мыши, наверное, — предположил Морис. — У меня во дворце их тоже было немеряно. Травят их, ловушки ставят, а им все равно. Жалко, что кошка — мифическое животное.
— Мыши — это такие грызуны маленькие? — уточнила Анжела.
Морис кивнул.
— Непохоже, — сказала Анжела. — Там что-то большое ворочается.
— Гм, — сказал Морис. — А где конкретно?
Анжела встала, протянула руку, чтобы показать, где конкретно, и в этот момент ее голова взорвалась. Морис выхватил бластер, перевел регулятор мощности на четвертую отметку (чего уж мелочиться), но на спуск нажать не успел. Пулька угодила ему в плечо, брызнула кипящая кровь, левая рука Самого Дорогого Господина отделилась от туловища и повисла на рукаве рубахи. А в следующее мгновение Морис рухнул наземь, уже мертвый.
Трейси коротко взвизгнула, распласталась ничком по полу и быстро поползла по-пластунски под диван. Из дальнего конца комнаты донесся зловещий треск, из висящего на стене портрета святого Менделеева высунулось лезвие ножа. Резво пробежало вдоль рамы сверху донизу, и еще раз сверху донизу вдоль другой стороны. И еще два раза поперек.
Кто-то дернул за холст с другой стороны, портрет мифического святого превратился в портрет реального Зака Харрисона. Но на самом деле это был не портрет, а дыра в стене.
Зак просунул голову в дыру, досадливо крякнул и стал выбираться из картины. Это было нелегко — дыра в стене расположена высоко, а ухватиться не за что. Очевидно, эта дыра предназначалась не для скрытного проникновения в зал, а только для подслушивания и подглядывания.
— Папа! — воскликнула Трейси. — Зачем ты их убил?! Они хорошие!
— Хорошие, — согласился Зак. — Враги почти всегда хорошие. Плохому человеку трудно стать опасным. Помоги мне выбраться, пожалуйста.
Трейси взяла папу за руку и стала помогать. Но удержать не смогла — сил не хватило. Зак выпал из дыры в стене головой вперед, Трейси едва успела отскочить, чуть не зашиб, шкаф здоровенный. Хорошо, что руки подставить успел, а то ударился бы головой…
Зак поднялся на ноги и стал отряхиваться,
— Извини, папа, — сказала Трейси. — Я тут чулок порвала…
Зак расхохотался. Затем сказал:
— Ладно, проехали. Надо бы тебя выпороть… но не до того сейчас. Сядь где-нибудь, посиди. Если кто спросит, ты ничего не видела и не слышала, была напугана, и вообще тебя тут не было. Да, точно, не было тут ни тебя, ни Джинджер, не встретила вас эта сука пучеглазая, и вообще вы в лесу по ночам не гуляете, потому что хорошие девочки. Поняла?
— Папа, а ты знаешь, что ты бессмертный? — спросила Трейси.
— С какого это перепугу? — удивился Зак.
— Морис сказал, что если кому вкололи наносыворотку, то он становится бессмертным, — объяснила Трейси. — Такой побочный эффект.
— Интересно, — сказал Зак. — Но этого ты тоже не слышала.
Некоторое время Зак стоял на месте, переваривая только что услышанное, затем решительно направился к баррикаде, возведенной у двери Морисом и Анжелой. Легко раскидал ее, отодвинул засов, открыл дверь и крикнул:
— Тут все чисто! Ваша божественность, входите, пожалуйста!
— Гм, — сказала Трейси. — Наверное, пора уже говорить «ваше величество».
— Не люблю лизать жопу начальству, — сказал Зак.
Трейси рассмеялась и воскликнула:
— Папа, ты ругаешься! При маленьких девочках ругаться этого! Неприлично.
Зак серьезно посмотрел на нее и сказал:
— Ты, Трейси, уже не маленькая девочка. Вообще, ты молодец, унаследовала от меня все, что надо. Я тобой горжусь.
— Я люблю тебя, папа, — сказала Трейси.
— Я тоже тебя люблю, — сказал Зак.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Дверь во Вселенную
Совет Нации собрался на внеочередное заседание на следующий день в два часа пополудни. Здание Совета Нации было разрушено эльфийской бомбардировкой, та же печальная участь постигла дворец Самого Дорогого Господина, так что заседание в виде исключения проходило во дворце Тринити. Говорят, министр здравоохранения сэр Хью Хауз предлагал собрать Совет Нации в городском театре, но кардинал Рейнблад решительно воспротивился.
— Мы не комедию смотреть собираемся, а судьбы Родины решать! — якобы заявил ему сэр Рейнблад. — В этом деле крайне важна символическая составляющая! Ты бы еще предложил в сортире собраться!
В ответ на эти слова сэр Хауз якобы сказал, что покойный господин Тринити оставил после себя такую репутацию, что символическая составляющая его дворца мало чем отличается от общественного сортира или, скажем, гостиницы с продажными телками. Но то, что сэр Хауз реально произнес такое вслух, очень сомнительно. Он хоть и прославился дерзостью, но границы допустимого знал хорошо, иначе не стал бы министром.