Война меча и сковородки
Шрифт:
Потом они долго пили вкусную холодную воду, от которой ломило зубы. Эмер умылась, закатала рукава и опустила в воду руки до локтей. Годрик посматривал искоса и в конце концов не вытерпел:
– Откуда знаешь эти приемы?
– спросил он без обиняков.
– Видела, как вы тренировались с Сиббой, - ответила Эмер уклончиво.
– А, - он задумался.
Эмер помолилась, чтобы он не припомнил, что она ни разу не была на его тренировках, а Сиббу видела лишь пару дней, и он был ранен, и точно не посещал ристалище. Она оторвала от платья лоскуток и занялась полировкой
– Надо сходить в деревню, - сказал Годрик, поднимаясь.
– С чего это?!
– Эмер уронила и тряпку, и меч, и вскочила, готовая остановить безумство.
– Да они, скорее всего, там и ждут! Отсидимся до темноты!
– Там мать и отец, - сказал он, и она поняла, что отговаривать бесполезно.
– Ты останешься здесь, я постараюсь вернуться до вечера. Если не вернусь, езжай в Тансталлу. Не геройствуй, умоляю тебя.
– Не пущу!
– Эмер бросилась и обхватила его поперек туловища.
– Она не мать, Годрик! Совсем не мать! Не стоит ради нее рисковать жизнью!..
– и она начала рассказывать, что узнала от Тилвина, и что подслушала под окном.
Годрик слушал ее путаные речи не перебивая, и лицо его все больше омрачалось.
– Она лгала, всегда лгала!
– закончила Эмер свой рассказ.
– Разве ее слова - не доказательство, что все это происки? Лорд Саби позаботился, чтобы избавиться от тебя навсегда! А теперь подослал убийц!
Он молчал довольно долго, но потом сказал:
– Все равно я должен туда пойти.
– Как я ненавижу твое благородство, - Эмер в сердцах шлепнулась на траву.
– Иди. Если тебя убьют, я не пролью ни слезинки, - и вдруг заплакала, да так, что Годрик испугался.
Встав на колени, он попытался обнять девушку, но она оттолкнула его руки и спрятала лицо в ладонях, захлебываясь рыданиями.
– Иди!.. Спасай хоть весь мир!..
Он обнял ее и прижал к себе, укачивая, как ребенка. Постепенно она успокоилась и затихла, лишь изредка всхлипывая.
– Когда я убил первого своего врага, мне было четырнадцать, - сказал Годрик.
– Потом два дня не мог есть, меня выворачивало. Но привыкаешь ко всему. И смерть забывается со временем. Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с подобным. Надо было отправить тебя домой раньше, я слишком промедлил.
– Эй, не ты там чего-то промедлил, - проворчала Эмер, вытирая щеки рукавом, - а я сама не хотела уезжать. И теперь не хочу.
– Поговорим, когда будешь в безопасности.
– В прекрасной безопасности ты меня оставляешь - посреди леса.
Она снова всхлипнула, и это заставило Годрика изменить решение.
– Хорошо, пойдем вместе. Но ты не отходишь от меня ни на шаг и бежишь, когда я скажу, а не бросаешься в драку. Обещаешь?
– Обещаю, обещаю, - Эмер встала, вытерла лицо подолом платья и взяла меч.
– Пошли, чего расселся?
– прикрикнула она на мужа.
– Раз собрался спасать этих обманщиков, так поспешим.
– Поспешим, - покорно ответил Годрик, скрывая усмешку, хотя было вовсе не до смеха.
Скрываясь в зарослях, они обошли деревню, но никого не увидели. Как будто Заячьи Хвосты вымерли
– Понадеемся, что они не тронули вилланов, - сказал Годрик без особой веры.
Словно в ответ, над крышей одной из лачуг красной шапкой поднялось пламя. Крыша, крытая соломой, вспыхнула в один момент.
– Это наш дом!
– выдохнула Эмер.
– Какие еще могут быть доказательства, что опять приходили за тобой? Когда же это кончится?!
Годрик зажал ей рот ладонью, а в следующее мгновение из-за горящего дома показался всадник. Лицо его скрывала маска. За ним следовали пешие воины - все с мечами наголо, все прячут лица.
– Уходим тихо, - прошептал Годрик в самое ухо Эмер.
Пластаясь по земле, они сползли в овраг, волоча за собой мечи, и спрятались за корягой, чтобы не заметили сверху.
– Это Тилвин. Готова поклясться, что он! Двуличная крыса!
– Эмер мрачно скрестила руки на груди. Платье ее промокло насквозь и было перепачкано грязью и кровью. Один башмак она потеряла во время бегства и поранила ступню, но даже не заметила этого. Зато Годрик заметил и отрезал рукав от своей котты, чтобы сделать перевязку.
– Он угрожал, но нет прямых доказательств, - охладил пыл жены Годрик.
– Ты слеп, что ли?
– взорвалась она.
– И бобру понятно, что Тилвин верховодит!
– У него не хватит ума и смелости на подобные поступки. Поверь, я знаю его много лет.
– Не поверю! Ты взрастил змею на груди и не догадывался об этом.
Годрик промолчал, с преувеличенным старанием затягивая узлы на повязке.
– И не надо спорить со мной, если сам виноват, - сказала Эмер, хотя никто с ней не спорил.
– Надо решить...
Годрик сделал ей знак молчать и прислушался, склонив голову к плечу.
Эмер замерла, а рука сама потянулась к рукояти меча. Но в лесу было тихо, лишь птицы щебетали, и шумели кроны деревьев.
– Что?
– спросила она у Годрика одними губами.
– Кто-то плачет, - ответил он так же.
Теперь и Эмер услышала шорох и еле слышное поскуливанье - то ли собака, то ли разумное существо, не разобрать. Она указала пальцем:
– Вон там, в кустах...
У огромного замшелого валуна кто-то сидел. Сидел неподвижно, сгорбившись, и даже не шевельнулся, когда Годрик и Эмер подошли. Это был Хуфрин. На земле лежала Бодеруна, платье которой было насквозь пропитано кровью. Хуфрин держал жену головой на коленях и поглаживал по макушке заскорузлой рукой. Годрик наклонился, приложив к шее женщины два пальца. Кожа была холодной.
– Она умерла?
– спросила шепотом Эмер.
– Да, - ответил Годрик коротко. Он осенил себя знаком яркого пламени и встал на колени, чтобы помолиться за душу той, которая называла себя его матерью.
По мнению Эмер, лгунья Бодеруна не заслуживала подобного отношения. И самое печальное, что было в этой смерти - то, что покойница унесла с собой все секреты.
– Их было много, - сказал Хуфрин, не отпуская тело жены.
– Я не смог ее защитить. Смог только убежать.
Годрик похлопал его по плечу, а потом посмотрел на ладонь.