Война меча и сковородки
Шрифт:
– Сейчас я тебе покажу... мальчиков!
Дальше все происходило стремительно и совершенно так, как представлялось Эмер в мечтах.
Обоих охватило безумие - когда забыты были правила приличия и условности, когда не стало благородной графини Поэль и еще более благородного милорда Фламбара, а появились два существа, которые стремились слиться воедино. Стремились к единению страстно, не размениваясь на куртуазные разговоры.
Эмер помогла Годрику снять рубашку и брэйлы, и сама освободилась от ночной рубашки.
Она сдалась сразу, и обхватила его за шею, и выгнулась всем телом, пока он проник в нее в первый раз, а потом вцепилась ему в плечи и приглушенно вскрикивала всякий раз, когда он ударял ее все глубже и глубже. И не отводила глаз, только подгоняла: еще!.. еще!..
И Годрик, утонувший в ее глазах, ставших вдруг бездонными, как зачарованный, повторял: «Еще... еще...», - а когда она запрокинула голову, застонав, и судорожно дернулась всем телом, позволил и себе достичь того же наслаждения, что только что испытала его строптивая возлюбленная.
Удовольствие от обладания этой женщиной было во стократ сильнее удовольствия, которое доставляли утонченные женщины востока, искусные в любовных ласках. Но оказывается, не искусность важна в любовном деле. Если раньше, с другими, по окончании ему не терпелось сразу же покинуть любовницу, чье тело уже не было ни волнительным, ни желанным, то от этой он долго не хотел отрываться, и лежал на ней, переживая совсем незнакомое чувство единения - телесного и душевного.
«Она такая же, как я, - подумал он, уже теряя власть над мыслями.
– Она создана только для меня».
Эмер завозилась под ним, уперлась ладонями в его грудь и коротко зевнула, отвернувшись к плечу. Годрик понял и с сожалением скатился с нее. Глаза слипались, но он гнал сон и дождался того момента, когда его рыжеволосое наказание устроилось в перинах поудобнее, свернувшись клубочком и зажав ладони между коленями, и сладко уснуло, посапывая невинно, как ребенок.
Очень хотелось обнять ее, но Годрик побоялся потревожить ее сон, и только погладил рыжие кудри, льющиеся по подушкам пушистой волной, а потом уснул, и спал так крепко и безмятежно, как никогда в детстве.
Утром Эмер проснулась оттого, что солнечный луч, прокравшийся сквозь неплотно притворенный ставень, уютно устроился на ее лице. Она чихнула два раза и открыла глаза.
Годрик уже встал, а она и не услышала. Мышцы сладко ныли, как если бы накануне она слишком увлеклась тренировочным боем на мечах.
– Доброго утра, муж мой, - сказала она.
На сердце было легко и хорошо, и хотелось смеяться невесть отчего.
– И тебе доброго утра, - сказал Годрик без намека на сердечность.
Будто и не было безумства прошедшей ночи.
– Судя по тону, ты
– Чем опять недоволен?
– Из-за собственной слабости я нарушил кодекс рыцарской чести, - сказал он, одеваясь.
– Поступил, как подлец.
– Что уж теперь жалеть об этом, - ответила Эмер, наблюдая, как он натягивает штаны, набрасывает рубашку, котту и перетягивает талию поясом - и все это четкими, скупыми движениями. Как Годрик сегодняшний отличался от Годрика вчерашнего - пылкого любовника, потерявшего от страсти разум и забывшего все приличия.
– А ты довольна...
– пробормотал он, избегая смотреть на нее.
– Подойди, - сказала Эмер, и он вдруг послушно подчинился.
Сел на край кровати, не поднимая глаз, и приготовился слушать.
– Посмотри на меня, - последовала новая просьба. Или приказ?
Годрик подчинился и здесь, и перевел взгляд на Эмер.
– Не просто довольна, - сказала она.
– Я счастлива, Годрик Фламбар. Теперь ты - мой муж по-настоящему. И я счастлива, и горда.
– Я тебя помял, - сказал он, касаясь кончиками пальцев синяка на ее плече.
Вчера он слишком сильно сжал это плечо, когда потерял голову от страсти.
– Даже не заметила, - сказала Эмер ласково.
– Мне было очень хорошо с тобой. И я мечтаю, что следующая ночь не заставит ждать. Или мне снова заговорить с тобой о мальчиках?
– Ты!..
– вскинулся Годрик, и вдруг засмеялся.
– Поймала меня, как мальчишку. Что мне с тобой делать, женщина?
– Любить, - ответила Эмер, беря его за руку и прижимаясь щекой к ладони.
– Яркое пламя! Неужели ты не понял, что сделал меня самой счастливой женщиной на свете?
– Правда, счастливой?
– он наклонился над ней, всматриваясь в лицо жадно и пытливо.
Она кивнула, улыбаясь.
– Ты очень красивая, - шепнул Годрик, касаясь рассыпавшихся по подушке рыжих прядей.
– Я хочу запомнить тебя именно такой, когда отправлюсь в Дарем.
Благость немедленно исчезла с лица Эмер.
– Когда мы отправимся в Дарем, хотел ты сказать?
– начала она угрожающе.
– Ты не поедешь, - Годрик поднялся с кровати и накинул квезот.
– Почему это?!
– Потому что ты останешься здесь, с леди Ишем, - спокойно сказал Годрик.
– С чего решил?! Я не останусь с Сесилией, пока ты будешь геройствовать против злоумышленников.
– Но ведь в Дареме ты была согласна уехать.
– Но тогда я знала, что оставляю тебя под охраной верных солдат! А теперь ты рвешься в бой один против всех. Нет, или мы начинаем войну вместе, или возвращаемся в Заячьи Хвосты и с бараньей покорностью ждем, пока нас придут убивать.
– Надеюсь, к тому времени, когда я вернусь, ты одумаешься, - сказал Годрик и вышел.