Война меча и сковородки
Шрифт:
– Опасная игра, Тилвин! Остановись, прошу тебя, - взмолилась Эмер.
– Ты просишь?
Эмер вырвалась из рук гвардейцев и встала на колени:
– Пожалуйста, отпусти его. Ты получил все, что желал - замок, королевскую милость, богатство и честь. Теперь Годрик всего лишь виллан, к чему тебе мстить ему?
– Получил почти все, - поправил ее Тилвин, убирая меч.
– Но не все. Не получил твоей любви. Что скажешь? Она достанется мне? Твоя любовь?
– Я тебя никогда не полюблю, - твердо ответила Эмер.
–
– Теперь вы оба нуждаетесь в жалости, - заметил Тилвин.
– Но ты заблуждаешься. На самом деле, ты любишь меня. Просто упрямишься. Признай это.
– Не делай глупостей, - процедил Годрик сквозь зубы.
Эмер медленно поднялась, отряхивая платье от прилипших травинок, потом выпрямилась и сказала:
– Однажды я тебе уже ответила, кого хочет мое сердце. Роренброки не повторяют дважды, но для тебя нарушу правила и повторю. Тилвин Тюдда! Ты никогда не будешь мне нужен ни как муж, ни как любовник, ни как друг.
Тилвин ударил ее по лицу наотмашь, а в следующее мгновенье Годрик вцепился ему в горло, пытаясь придушить. Гвардейцы мигом оттащили Годрика, а Тилвин поправил сбившийся ворот квезота, бледный, как призрак.
– Ему - плетей, - указал он на Годрика, - а эту - запереть, - он указал на Эмер.
– Не тронь ее!
– крикнул Годрик, упираясь, когда его поволокли прочь. С ним не смогли справиться втроем, и на помощь подоспели еще гвардейцы.
– Грозись, грозись, - сказал ему вслед Тилвин, бросил короткий взгляд на Эмер и ушел, унося с собой меч, украшенный розами.
Глава 31 (окончание)
Оказавшись запертой в покоях дамы Бельфлёр, Эмер заметалась от стены к стене, как пойманная в яму волчица. Она не могла усидеть на месте, настолько переполняли ее ярость и злоба. Ярость из-за собственного бессилия, и злоба на Годрика. Именно на него, потому что Эмер решила, что предатель Тилвин не заслуживает человеческих чувств.
Зато Годрик заслуживал. Эмер изругала его, на чем Эстландия стоит, обозвав глупцом, благородным тюфяком и пустой башкой, хотя тот, кому предназначались эти яркие, но совсем не изысканные ругательства, не мог их услышать.
Зачем проявлять благородство там, где им и не пахнет? К чему было сдаваться, зная, что заведомо проиграешь?
– Дурак, бестолковый дурак!
– бормотала она.
– Кто просил тебя геройствовать? Ничего бы он мне не сделал, - она коснулась опухоли на лице - именно сюда пришелся удар Тилвина, - а от пощечин еще никто не умирал. Сам, небось, разрешил Острюдке навешать мне плюх!
Через полчаса бестолковой беготни, она от души измолотила соломенное чучело - да так от души, что мешковина треснула и просыпалась сенная труха.
Тяжело дыша, вспотевшая
Она ждала появления Тилвина каждую секунду, подскакивая при любом шорохе. Но до полуденного колокола он не пришел, а с последним ударом явился мастер Брюн и принес жареную курицу с травами и горошком, что было очень кстати. Сопровождали повара двое гвардейцев с мечами наголо.
– Мне сказали, вы не спуститесь к обеду, миледи, - промолвил мастер Брюн, дрожа щеками, - поэтому я взял на себя смелость принести вам покушать.
– И правильно сделали, - заявила Эмер, усаживаясь на сундук и пристраивая блюдо с курицей на колени, потому что стола в ее покоях не было.
– Видите, как быстро я из желанной гостьи превратилась в пленницу.
– Вам не разрешено ни с кем разговаривать, - оборвал ее излияния один из гвардейцев.
Эмер подбоченилась:
– Кто сказал?
– Милорд Тюдда распорядился насчет этого.
– А мне твой милорд не указ. С кем хочу, с тем и разговариваю. И выйдите вон!
– она кивнула в сторону двери.
– Эти комнаты были подарены мне леди Фледой, и вас я здесь не хочу видеть.
Гвардеец взял мастера Брюна за плечо и подтолкнул к выходу.
– Нет, он не уйдет!
– объявила Эмер.
– Он останется. Или я откажусь есть. Можешь так и передать своему милорду, что я отказалась есть из-за тебя. Вчера он предлагал мне замужество, я отказалась сгоряча, сегодня, наверное, передумаю...
Такая неприкрытая угроза заставила гвардейца отступить. Мастеру Брюну было разрешено задержаться на четверть часа, пока графиня не закончит с трапезой.
– Вообще-то, я всегда ем дольше, - возразила Эмер, но решила не настаивать.
Уплетая за обе щеки пряное мясо, она вполголоса поведала мастеру Брюну о плачевном положении Годрика и о заточении леди Фледы и Острюд.
– Постарайтесь известить королеву, - сказала она, - я уверена, что она ничего не знает.
Повар горестно покачал головой:
– Милорд закрыл ворота, сказал, что это мера предосторожности - на границе неспокойно. Теперь выпускают только по его личному распоряжению.
– Придумайте что-нибудь, - сказала Эмер тихо и внушительно, возвращая тарелку, на которой горкой лежали обглоданные куриные кости и несколько горошин.
– Вы можете обижаться на меня за прошлое, но ведь от прежних хозяев видели только хорошее. Леди Фледа не заслуживает, чтобы её держали на цепи. Даже Острюдка не заслуживает.
– Конечно, это жестоко, миледи, - забормотал повар, нервно оглядываясь, словно опасался, что рядом может появиться из воздуха милорд Тюдда собственной персоной.