Война меча и сковородки
Шрифт:
– Это так жестоко! Так жестоко! Никогда не прощу Её Величество!.. И Эмер не прощу!..
Ноги её подкосились, и Ранулф подхватил девушку, чтобы не дать упасть. Ничуть не стесняясь сторонних взглядов, Сесилия спрятала лицо на его груди, а он гладил девушку по голове.
– Что же вы так плачете, леди Леоффа?
– спросил он.
– Разве случилось что-то страшное?
– Такое оскорбление...
– его котта промокла от слёз, но Сесилия всё никак не могла успокоиться.
– Никогда, никогда не прощу...
– Не говорите ничего подобного, - Ранулф заставил девушку оторваться от него и ладонью вытер её мокрые щеки.
–
– Б-благодарить?..
– Вы окажете мне честь, леди Леоффа?
– Не понимаю...
– Сесилия смотрела на него, смаргивая слезы с ресниц.
– Вы станете моей женой?
Наблюдавшая эту сцену леди Ренна изо всех сил прислушивалась, но не смогла расслышать ни слова. Зато прекрасно разглядела, как леди Леоффа (эта пигалица, у которой ни гроша за душой) повисла на шее у бывшего жениха леди Роренброк (той долговязой, которая стала графиней) и принялась целовать так бесстыдно, что даже леди Ренна возмущенно отвернулась.
– Этот замок становится рассадником разврата, - пробормотала она, удаляясь.
– Куда только смотрит Его Преосвященство?
Глава 7
Молодым предстояло провести в пути целый день.
Их проводили к карете, под бренчание лютни спели старинную свадебную песню, выпустили двух белоснежных голубей и преподнесли новобрачной ещё один королевский подарок - сетку для волос, сплетенную из золотых нитей, украшенных жемчугом. Эмер догадалась, кого нужно было благодарить за подобный подарок - брат короля подмигнул ей, когда она подняла голову он шкатулки, выложенной внутри чёрным бархатом. Леди Дерборгиль утирала невидимые слёзы, Сесилия не появилась, чему Эмер была неприятно удивлена. Айфа пришла последней и умудрилась незаметно сунуть под сиденье новобрачной корзину с провизией.
– А то отощаешь, постница, - шепнула она сестре на ухо, когда обнимала на прощанье.
– Мы приедем с матушкой к свадьбе. Хочу видеть тебя такой же крепкой и краснощёкой.
Годрик учтиво подал руку молодой жене, помогая подняться по лесенке, но на этом вежливость и кончилась.
Едва лошади тронулись, он отбросил притворную любезность и отодвинулся от жены к окну. Эмер поступила так же. Но смотреть в окно было скучно, а вот бросать косые взгляды в сторону мужа - гораздо интереснее. Она украдкой рассматривала его гордый профиль и говорила себе, что всенепременно заставит Годрика сбрить бородку, которая добавляет ему пять лет свыше истинного возраста. Придаваться размышлениям было не её любимым занятием, поэтому она не выдержала и первая начала разговор.
– Как нога?
– она постаралась говорить душевно. Было бы хорошо, помирись они до Дарема.
– Удивлён, что тебя это беспокоит, - тут же отозвался Годрик, но в его голосе душевности не было ни на каплю.
– Я всего лишь спросила...
– А я ответил.
Эмер отвернулась, припоминая все ругательства, которые когда-либо слышала. Было бы хорошо помириться до Дарема. И было бы хорошо, не будь Годрик таким упрямым болваном.
Карету мерно потряхивало на дорожных ухабах. Дорога была старинная, вымощенная плоскими камнями величиной с мужскую ладонь, поставленными на ребро. Эмер вытащила из-под сидения корзину, переданную Айфой, и извлекла из тряпицы половину свадебного пирога, который не удалось ещё попробовать. Она тут же отломила
– Вообще-то, у тебя пост, - заметил Годрик.
– Вообще-то, пирог не с мясом, а со спаржей.
Годрик фыркнул, но молчание было нарушено, и он продолжил:
– Мы неправильно повели себя вчера. Нам не надо было ссориться, потому что мы не виноваты в том, что произошло, во всём виновата тётя...
«Да неужели?
– подумала Эмер, приподняв занавеску и разглядывая окрестности.
– Наверное, именно тётя заставила тебя лапать меня под лестницей».
– Нам надо стать союзниками. Я отказываюсь участвовать в этом фарсе, - сказал Годрик.
– Брак должен заключаться по обоюдному согласию. Я против браков по принуждению. А ты?
Эмер, только что откусившая от пирога, вопросительно приподняла брови.
– Ты - тоже против?
– призвал её к ответу Годрик.
Прожевав кусок, Эмер аккуратно вытерла губы платочком и с готовностью поддакнула:
– Конечно, муж мой.
Годрик так и подпрыгнул:
– Что ты сказала?!
– Плохо слышишь?
– вежливо спросила Эмер.
Несколько секунд молодой супруг размышлял, поджав губы и поглядывая на молодую супругу с подозрением, не зная, как расценивать её слова - как издевку или как глупость.
– У меня есть невеста, - сказал он.
– И она не чета тебе, деревенщине-переростку.
– Была невеста, - спокойно поправила его Эмер.
– И у меня был жених. А если продолжишь и дальше меня оскорблять, расквашу тебе нос, - она подумала и добавила: - Возможно, что и сломаю. Смотря, какое будет оскорбление. Либо расквашу, либо сломаю, - и довольная собой, она откусила ещё кусок.
Годрик потерял дар речи, уставившись на благородную девицу, из уст которой вылетели такие слова.
– Яркое пламя!
– изумился он.
– Мне в жёны досталась кровожадная тролльчиха!
Кулак Эмер выстрелил ему в лицо быстрее, чем он успел увернуться, и супруг повалился на подушки, не успев даже вскрикнуть. Впрочем, он тут же поднялся и дал волю гневу:
– Выпороть бы тебя!
– возмущался он.
– Твоё счастье, что я не бью женщин!
– Да, от этого только ты в проигрыше, - согласилась Эмер.
– Ведь если хоть пальцем меня коснёшься, я пожалуюсь Её Величеству. Что же королева тогда сделает?
– она картинно возвела глаза.
– Ах, наверное, решит, что ты слишком молод, чтобы стать мастером оружейного дела. И придётся твоей уважаемой матушке снова взвалить на свои хрупкие плечи заботу о кузницах...
– и она даже покачала головой и поцокала языком с притворным сожалением.
Угроза возымела результат. Годрик вытер ладонью кровь, сочащуюся из разбитого носа, и выразил возмущение тем, что тихо выругался сквозь зубы.
– Давай помогу, муженёк, - предложила Эмер, доставая платочек.
Взгляд Годрика не предвещал прощения или добрых чувств, но помочь он позволил. Эмер с удовольствием вытерла его красивое лицо, и делала это гораздо дольше, чем требовалось. В конце концов Годрик оттолкнул её руку, но оскорбления на этом закончились.
Некоторое время они ехали в молчании, только Эмер жевала пирог со спаржей и мурлыкала под нос песенку.