Война меча и сковородки
Шрифт:
– Я против, чтобы ты вела себя подобным образом, - сказал вдруг Годрик.
– Сама не хочу, - вздохнула Эмер, - но что поделать, если только так ты становишься кротким, словно недельный ягнёнок, - и она принялась жевать с особенным старанием.
Годрик выхватил у нее кусок пирога и в мгновение ока вышвырнул его в окно кареты.
– Пост - это пост, - заявил он безоговорочно.
– Или желаешь пожаловаться королеве?
Эмер попыталась взглядом выразить, что она о нём думает, но он только хмыкнул и уставился в окно.
Доставать еду при
В Дарем они приехали мрачном молчании, к вечеру, когда солнце наполовину скрылось за горизонт.
Карета подпрыгнула, въезжая с дороги на мостки, а копыта лошадей гулко застучали по дереву, а не по камням, Эмер позабыла обиды и высунулась в окно, чтобы посмотреть на Дарем - второй по величине замок Эстландии.
Увиденное повергло её в восторг и благоговейный ужас, и она завопила, за что была немедленно обругана мужем.
– Но как можно молчать?!
– крикнула она, ничуть не смущаясь.
– Ведь он... он - великолепен!
Годрик не ответил, но по лицу было видно, что он доволен похвалой родовому гнезду.
Замок стоял на берегу реки, неприступный, как крепость. Зубчатые стены с бойницами охраняли две башни собора, о котором упоминала Сесилия. Даже королевский замок Дракона не выглядел столь внушительно и гармонично. Бурые стены цветом напоминали отроги, ведущие к реке, а зеленые крыши были одного оттенка с зеленью ив, растущих у самой воды.
Ворота замка были гостеприимно распахнуты, и жёлто-красные штандарты реяли над входом, ожидая прибытия молодой пары.
Встречать их вышла целая толпа - ничуть не меньше, чем провожали из Тансталлы. Только сейчас лица были незнакомые. Эмер опустила вуаль и теперь могла беззастенчиво рассматривать встречавших, не боясь быть уличенной в невежливом поведении.
Статная дама в синем блио стояла впереди. Генин её был высотой в локоть, и с него спускалась тончайшая восточная ткань длиной три локтя - девушка-прислужница держала покрывало, чтобы не волочилось по земле.
«Леди Фламбар», - подумала Эмер и склонилась перед свекровью в почтительном поклоне.
– Добро пожаловать, графиня Поэль, - приветствовала её матушка Годрика.
– Да будет милость яркого пламени на вас.
– Благодарю за добрые слова, - ответила Эмер, ещё раз кланяясь. Стоило ей выпрямиться, как свекровь откинула её вуаль.
В ней не было ничего от красивого сына. Вернее, в сыне - от неё. Тяжёлый подбородок, маленькие глаза, мясистый нос. Эмер запоздало помолилась, чтобы их с Годриком дети были похожи на покойного графа Дарем, а не на графиню.
Свекровь между тем закончила рассматривать невестку и обернулась поцеловать сына. Большой сердечности Эмер между ними не заметила, и это её несказанно обрадовало. Нет ничего хуже, чем сыночек, безмерно обожающий мамочку.
– Это моя жена, матушка, - церемонно представил Годрик, хотя нужды в представлении не было.
– Эмер из Роренброка, королевской милостью - графиня Поэль. Жена, а это -
– Я передаю невестке ключи от кладовых и признаю её хозяйкой, - в тон ему произнесла леди Фледа и протянула Эмер связку ключей, та приняла её, подумав, что они все тут, в Дареме - глупые приверженцы правил.
– Надо показать леди её комнату, - встряла в разговор пожилая дама в ярком платье, которое делало её желтоватую кожу жёлтой, как корка лимона.
– Я провожу её милость.
– Буду благодарна, - ответила Эмер, пытаясь одной рукой прицепить связку ключей к поясу, а другой выудить корзину с едой из кареты.
Кошачьим движением леди Фледа выхватила у неё ключи и водрузила на прежнее место - на свой пояс из тонко выделанной кожи.
– Пусть пока побудут у меня, - спокойно объявила она.
– Это проще, чем объяснять вам в первый же день, что и где находится.
– Не возражаю, - пробормотала Эмер,вытаскивая корзину.
– А это что?
– спросила тут же леди Фледа, поведя носом.
Она рывком сдёрнула платок с корзины, и взору её представились копченые цыплячьи тушки, хлеб с орехами, вареные яйца и сушёная рыба.
– Что это?!
– маленькие глаза свекрови так и впились в Эмер.
– У вас ещё четыре дня поста. Изъять немедленно.
И корзина была изъята. Эмер проводила её тоскливым взглядом.
– Трагедия, должно быть?
– шепнул ей на ухо Годрик.
– Для такой обжоры.
– Забыл про вилку?
– ответила Эмер так же, шёпотом.
– Вилок тебе не видать до самого свадебного пира.
– Зато потом припомню.
– Вот-вот, продумай месть... во время поста и молитвы.
У большой лестницы пути их разошлись - Эмер повели направо, где были комнаты женщин, Годрик свернул налево. И даже не посмотрел на жену на прощанье. Эмер почувствовала, что последнее слово осталось не за ней.
После этого она не видела мужа. Ей страшно хотелось расспросить о нём девиц, призванных прислуживать, но гордость не позволяла. Лишь дважды она услышала, что милорд Годрик строго постится и не выходит из церкви, готовясь к свадьбе.
«Лучше бы он готовился по-иному», - думала Эмер тоскливо.
Сама она не могла похвастаться таким прилежанием в подготовке.
Пост - не самая весёлая штука. К вечеру первого дня Эмер ненавидела сухари, а стоило ей хоть на секунду закрыть глаза, её мысленному взору представали куски дичи, жаренные - о, яркое пламя!
– на ненавистных сковородах, которые теперь казались почти родными. Также её воображение терзало вкуснейшее рагу из говяжьих почек, бычьих хвостов, петушиных гребешков и бараньих ножек, а чёрная кровяная колбаса преследовала даже в тонком сне. К вечеру второго дня, вызнав у служанок, расположение кладовых, Эмер совершила рискованную вылазку. Отослав всех под предлогом необходимости уединённой молитвы, она выждала, пока шаги дочерей джентри затихли в конце коридора, и выскользнула из своей комнаты-тюрьмы, гонимая голодом и злостью.