Война меча и сковородки
Шрифт:
Потрепав Эмер по щеке, свекровь пошла в обход озера.
– Думаете, я нравлюсь Годрику?
– спросила Эмер с надеждой, догоняя леди Фледу и стараясь делать шаги поменьше, чтобы идти с ней вровень.
– Думаю ли я?
– свекровь вскинула брови.
– Разве он не доказал этого с самого первого дня? Я замечала, как он разговаривал с леди Дезире, с ней он был, как каменная статуя, а с тобой... С тобой он ведет себя, как живой человек. И я очень этому рада. Разве он не доказал тебе свою любовь в алькове? Любой заметит, что между вами особые отношения...
– Особые!
–
– Вы ошибаетесь, дорогая матушка. Он хочет развестись со мной через полгода, и только об этом и говорит.
– Развестись?!
– от прежнего умиротворения леди Фледы не осталось и следа, она резко обернулась.
– Что это значит?
– Он хочет развестись. Сам так сказал.
– Что за мальчишеские глупости? Никто не позволит ему этого сделать.
– Он тверд в намерениях, - уныло подтвердила Эмер. Признаться в том, что Годрик оставил ее нетронутой, она не смогла даже теперь, когда свекровь встала на ее сторону и рассказала столько потаенного из собственной жизни.
– Уверена, это просто слова. Не грусти, - леди Фледа потрепала ее по щеке.
– Все образуется.
– Как же мне поступить, дорогая матушка?
– Терпение и нежность, только терпение и только нежность. Помолись святой Медане, она помогает в любви.
– Святая Медана... конечно...
– шепотом ответила Эмер.
Они простились у искусственного водопада, высотой в три локтя. Леди Фледа осталась дожидаться благородных дам, которые увидели, что хозяйка закончила разговор, и затрусили к ней - исполнять возложенные на них благородные обязанности. А Эмер побрела к замку, размышляя над словами свекрови. Перед сном она завернула в башню, в свои покои, но сделала это не столько для того, чтобы их проверить, сколько для того, чтобы сбежать от приставленных девиц. Они не успели догнать ее, застряв где-то на середине Большой лестницы, ведущей на стену, и Эмер благополучно скрылась в башне.
Солнце бросило последний луч через небосвод, и исчезло за кромкой далеких гор. Со вздохом закрыв ставни, Эмер наощупь нашла двери и стала спускаться. Возле статуи небесного вестника она остановилась, но не для того, чтобы помолиться, а потому что услышала голос золовки. Острюд говорила по-обыкновению плаксиво, а вот с кем - слышно не было. Но слова острячки Эмер разобрала хорошо:
– Я не хотела этого! Не хотела ее толкать!..
Раздался звук пощечины, и Острюд заплакала уже навзрыд.
Годрик! Эмер рассвирепела, как десяток драконов, заставших в своей пещере отряд рыцарей с мечами наголо. Она бросилась вперед, но увидела только удаляющийся высокий силуэт. На мгновение он мелькнул в дверном проеме, освещенный светом лампы, и исчез. Зато Острюд никуда не исчезла, стояла и плакала, прикрыв лицо ладонью.
– Он тебя ударил? Дай посмотрю!
– Эмер дернула ее за руку. Пощечина оказалась достаточно сильной, на пухлой щечке отпечатались четыре пальца.
– Надо приложить лед, так будет не больно и пройдет быстрее...
Но Острюд вырвалась, глядя с ненавистью, словно это Эмер ее ударила.
– Не подходи ко мне, ведьма!
– крикнула
– Лучше бы ты утонула! И почему ты не утонула?.. Я обо всем расскажу епископу Ларгелю!
Эмер остановилась, в то время как Острюд побежала прочь, путаясь в подоле. День начался неудачно, а закончился еще хуже. Она пожалуется Ларгелю. Маленькая дрянь. А она еще жалела ее. Эмер припомнились рассказы про способ, который изобрел епископ, определяя, колдун перед ним или невиновный человек. Вдруг он решит, что раз она не утонула, то непременно - ведьма? И что делать, если он так решит?..
Глава 14 (начало)
И все же разговор с леди Фледой не прошел даром.
На следующий день, узнав, что Годрик еще на рассвете отбыл в деревню кузнецов, Эмер решила попросить святую Медану помочь в любви. Дома Эмер была не слишком-то религиозна, и всеми правдами-неправдами старалась улизнуть с воскресной службы, но когда дело коснулось неуступчивого Годрика, обнадеженная словами свекрови Эмер сразу уверовала и готова была горячо молиться. Она даже пообещала небесам тысячу поклонов, чтобы муж переменил холодность на милость.
Избавившись от горничных и проводив свекровь отдыхать после полудня, Эмер приступила к выполнению обета. Но ее сразу же постигла неудача. Двери собора были заперты, а перед входом стояли двое послушников - высоких и широкоплечих, с необыкновенно тупыми лицами. Они преградили дорогу и сказали, что церковь закрыта по особому распоряжению епископа.
– Вы не поняли? Я - хозяйка Дарема, - вспылила Эмер.
– Это мой замок и мой собор! Немедленно откройте!
– Сожалею, миледи, - ответил ей старший из послушников, не выказав ни страха, ни сомнений.
– Церковь находится в ведении епископа, и я подчиняюсь только ему.
– Чурбан!
– пробормотала Эмер, после того, как потратила четверть часа и поняла, что бессильна. Она удалилась, собрав остатки благородного достоинства, и злясь на пустоголовых фанатиков, которых по недоразумению пропустили в замок.
Чтобы успокоить вскипевшую кровь, Эмер вышла на замковую стену, но сегодня вместо Тилвина обход совершал сэр Рено, и поболтать с начальником стражи ей не удалось. Стало совсем грустно, и она занялась тем, что швыряла камни, стараясь попасть по медным щитам.
Колокол в соборе пробил два часа по полудни, и взгляд Эмер скользнул по стене собора, мимо бойниц в церковной башне. И тут же камни и щиты были забыты. Если ее не пускают через главный вход в собор, то никто не помешает перелезть через стену, пройти по карнизу, залезть в бойницу и... помолиться вдосталь. Несомненно, святая Медана оценит такое усердие и поможет охотнее.
Придумано - сделано. Эмер огляделась, убедившись, что нет свидетелей ее религиозному рвению, подобрала юбки и в мгновение ока перемахнула стену. Балансируя и стараясь не смотреть вниз, девушка мелкими шажками двинулась по кирпичному карнизу. Кирпичи карниза были шириной в две ладони - как раз поставить ногу на носок. Благополучно добравшись до окна, Эмер вскарабкалась на подоконник и спрыгнула внутрь.