Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера
Шрифт:
Парторга я нашел в дзоте, он говорил с сержантом:
— Вот это тебе вторая рекомендация, ее Кирилов дал. Но надо еще одну. А вот где ее взять?
— Здравствуйте, товарищи! — войдя в дзот, произнес я.
— Здравия желаем, товарищ майор! — ответило из полутьмы несколько голосов.
— Инспектор политотдела корпуса, — отрекомендовался я, предъявив служебное удостоверение.
Подал всем руку и попросил парторга продолжать, а сам присел на ящик сбоку.
— Устав читаете? — спросил бойцов парторг.
— Да как же мы будем читать, товарищ лейтенант, если только начнем читать, а у нас тут же приходят и забирают его, говорят: «Нам самим нужно
Парторг растерянно стал что-то искать в полевой сумке, в карманах, даже вокруг себя и, ничего не найдя, пообещал:
— Ну хорошо, я принесу вам устав.
Перед боем боец передает замполиту заявление о вступлении в партию
Принятие присяги
Видя неудовлетворенные лица солдат, я открыл планшет, достал экземпляр «Устава ВКП(б)» и вручил его сержанту.
— Вот спасибо, товарищ майор! — заговорили солдаты. — Давно просим: «Дайте нам устав!» — а нам все только обещают.
— Да вы знаете, товарищ майор, — пожаловался парторг, — я уже не раз обращался и к секретарю партбюро полка, и к инспектору политотдела, так они дадут один-два экземпляра — и все, а у меня девятнадцать коммунистов в семи-восьми местах, и каждая группа просит отдать ей устав «навечно». Да еще раненые уносят, будто в госпитале не смогут попросить. — И, прервав разговор со мной, спросил: — Патроны, гранаты в запасе есть?
— А вот! — указал на две цинки патронов и пол-ящика гранат сержант.
— Ну, а как машина? — лейтенант откинул плащ-палатку, закрывавшую пулемет. И тут же, взявшись за рукоятки, нажал на гашетку. Дав две короткие очереди в темноту, одобрительно произнес: — Хорошо работает!
В ответ немедленно затрещали в нескольких местах немцы.
— Разбудили! — усмехнулся лейтенант.
Переждав стрельбу, мы с парторгом вернулись на КП роты.
— Ну, майор! Тебя ожидать, можно бочку пива выпить, — встретил меня полковник.
— Так мы же там воевали, а вы тут в тылу отсиживались, — пошутил я.
— А убитых немцев на другое место перетянули? А то ведь завоняют, — отшутился полковник.
— Товарищ полковник! Разрешите обратиться!
— Что у тебя, парторг? — обернулся полковник.
— Дайте рекомендацию для вступления в партию сержанту Чинарову, а то ему пора вступать, а у нас только двое могут давать, я и Кирилов.
— Подожди, это какой Чинаров?.. — комдив насупил лоб, припоминая. — Это первый номер станкового пулемета?!
— Так точно! — подтвердил парторг.
— Давай бумагу! — подходя к столу, произнес полковник. — Лучшего пулеметчика во всей дивизии не сыщешь — молодец!
Старая крепость
Осмотр комдивом передовой продолжался, и к утру мы вышли на самый конец левого фланга обороны.
Прибыв на КП и приняв рапорт от командира, полковник сел за маленький столик и, вглядываясь в лицо командира роты, спросил:
— Как тут у тебя, старшой, дела? Что нового в крепости?
— С тех
— А несущественных? — спросил полковник.
— А несущественное вот что: немцы в крепости то накапливаются, то куда-то уходят.
— Ага! Значит, они все-таки демонстрируют, — заключил полковник.
Я с недоумением слушал их разговор о какой-то крепости, которой в этих местах на карте не значилось, и подумал, что это у них условное обозначение каких-то огневых позиций противника. Однако из дальнейшего разговора узнал, что в этой крепости немцы установили четыре орудия и несколько пулеметов, что туда, в эту крепость, заезжают не только подводы, но и автомашины. Все это меня крайне заинтересовало, и я стал приставать к полковнику с различными вопросами.
— Да знаешь, майор, — нехотя ответил полковник, — крепость эта теперь, может быть, и не крепость, но когда-то ею была — и, вероятно, немаловажной, потому, что закрывала собой единственный за Нарвой проход между многочисленными болотами. Кто владел крепостью, тот владел и проходом. Я не знаю, когда и кем была построена эта крепость. В исторической литературе я о ней ничего не нашел, хотя выезжал для этого в Ленинград. Но, судя по планировке и материалу, из которого она построена, это очень старая крепость. Да что говорить, пошли, сам посмотришь, тут недалеко.
Мы вышли из блиндажа. Утренняя свежесть радостью пахнула в лицо, тяжелые ночные тучи полностью рассеялись, лишь на северо-западе их арьергарды еще отступали под напором рождающегося дня. Солнце еще не вставало, но чистый дневной свет уже господствовал над миром. Дышалось легко, воздух приятно бодрил, вокруг светилась яркая, еще молодая зелень. После тусклого, изрядно надоевшего блиндажного освещения мы вдруг оказались в светлом воздушном храме. Но... Где же чудесные голоса певчих лесных обитателей? В такую весеннюю рань они до предела заполняют лес своим пением — свистом, щелканьем, чириканьем... Ничего этого не было. Фронтовой лес покинули все. Даже самые маленькие пичужки. В нашем фронтовом лесу было тихо, как в могиле. Наш лес просыпался угрюмо и молча.
Мы тоже молчали и тихо, стараясь не создавать шорохов, внимательно осматривались вокруг. Ходов сообщения не было, и местность ровная, первая защита здесь — толстое дерево либо быстрый нырок на землю, но нужно вовремя услышать выстрел или свист снаряда — иначе опоздаешь раз и навсегда.
Мы двинулись к крепости. Лес по маршруту рос какими-то купами — мы то еле пробивались сквозь чащу, то оказывались на поляне, почти лишенной растительности, то брели по редколесью. Обойдя искомый объект слева, мы вышли на высотку, заросшую лесом. Отсюда крепость была видна очень хорошо. И комдив вдруг забегал с биноклем, как заядлый фоторепортер, примеряясь с одной, с другой стороны. Крепость довольно солидно заросла лесом, кустарником и высоким бурьяном, однако ее конфигурация и развалины строений различались довольно ясно. Несомненно, это была древняя твердыня, но сохранилась лишь ее подземная часть. В бинокль было хорошо видно, что построена она из плиточного камня, в изобилии залегавшего вокруг, но сейчас над поверхностью возвышались лишь развалины круглых башен — расчистив, немцы превратили их в дзоты. В каменных стенах были видны старые и недавно пробитые амбразуры. Внутри обширного двора курганом возвышались руины когда-то огромного строения — здесь-то и происходило оживленное движение, о котором говорил комроты, — именно под руины въезжали на автомашинах и подводах немцы.