Война сердец

Darina Naar

— Пойдём со мной, пойдём. Я не желаю тебе ничего плохого, наоборот. Ты же всегда мне верил, Данте. Так поверь и сейчас.

Проведя рукой по его волосам, она взъерошила ему гриву на затылке, и Данте больше не владел собой — пошёл за Эстеллой, смутно думая, что эта хрупкая девушка — единственный человек в мире, способный разбить на кусочки его мерзкий характер, его злость, ненависть, всё, всё, что копилось годами. Одним движением маленькой ручки она превращает его в безвольного быка, которого ведут на бойню.

Спустя сорок минут они уже входили в двери особняка на Бульваре Конституции. В холле

были выставлены чемоданы и баулы, а всё семейство сгрудилось в гостиной вокруг Ламберто, который о чём-то рассказывал. Тут были Лусиано, Берта, сеньор Альдо, Либертад, Урсула и даже нашедшаяся Роксана, что, сидя на диване, глядела на всех исподлобья. «Прямо все в сборе, — мрачно подумала Эстелла. — Для полного счастья не хватает Мисолины и Маурисио с его мерзкой сестрицей».

Когда Данте и Эстелла вошли, вся толпа обернулась. Семь пар глаз уставились на них, кто с удивлением, кто с яростью.

При виде Данте-Салазара, разодетого в шёлк и бархат, Берта перекрестилась.

— Опять он? — воскликнула она в сердцах. — Чего это чудище тут делает? Он же убийца и опасен для общества!

— Данте не убийца, — глухо ответила Эстелла, испытывая неконтролируемое желание в бабушку плюнуть. — Данте — член нашей, вернее, вашей семьи. Я же в вашу семью теперь не вхожу, — Эстелла скривила рот, будто проглотила перец чили. — Данте — сын дяди Ламберто.

Наступила гнетущая тишина. Данте-Салазар с нескрываемым удовольствием разглядывал опупевшие лица. В нём загорелось тщеславие. Он аристократ по праву рождения, он должен жить в роскоши, носить красивые вещи, а не гонять овец да лошадей. Наконец-то справедливость восторжествует! В фантастических очах его, сейчас чёрных, как ночное небо, сверкнуло превосходство. Берта разевала рот, словно рыба, которую вытащили из реки. Над головой её Данте увидел нимб — большой булыжник, из тех, что не годятся для выкладки мостовой, но ими удобно кого-нибудь стукнуть. Видимо, ей очень хочется швырнуть такой камушек в Данте. Но ещё больше, чем лицо Берты, Данте порадовала физиономия Роксаны. Та, трясясь от ярости, вжималась в диван, а над головой её горело пламя, много пламени. Целый пожар!

Данте так и не понимал, откуда берутся эти чёртовы видения и что они означают. Хотя в детстве он определил, что это чужие мысли, но иногда они такие странные... А Эстелла, как и прежде, была единственным человеком, над кем Данте не видел ни слов, ни картинок, ни нимбов. Он погладил указательным пальцем изумруд в перстне, и тот сверкнул.

Меж тем, Ламберто подошёл к ним Эстеллой.

— Добрый вечер, — сказал он, протягивая Данте руку. — Честно говоря, я пока мало верю в происходящее, но... добро пожаловать в нашу семью!

Данте, смерив его холодным взглядом, руку пожал, но молча. Этот человек ему чужой, как и все прочие. Никаких чувств он к ним не испытывает. Хотя нет, испытывает — ненависть и презрение. Когда он в них нуждался, их не было рядом. В самые тяжёлые моменты он был один, и никто, никто не помогал ему. А теперь они объявились и хотят, чтобы он полюбил их. Чёрта-с два! Наверное, если бы Данте сейчас был собой, а не Салазаром, он бы закатил скандал с обидами, истериками и швырянием мебелью. Но хитрый Салазар, надо отдать ему должное, в руках держать себя умел, когда

ему это было выгодно. И он решил: как бы он не ненавидел этих людей, а родство с ними принесёт ему пользу, открыв двери и перспективы, ранее для него недоступные. Он попадёт в светское общество, и никто больше не посмеет величать его пастухом. Он же всегда хотел царить, вызывать восхищение и страх. Да и отомстить за свои загубленные детство и юность не помешает. Ради этого надо сделать вид, что он принимает новых родственников.

Эстелла очень боялась реакции Данте и испытала облегчение: он не закатил скандал и даже позволил дяде Ламберто увести себя в кабинет. Там они уединились надолго, так что Либертад замучилась носить им то кофе, то чай.

Слушая рассказ Ламберто о себе, о Йоланде, о Кларисе, о прадедушке Ландольфо и прочих членах семейства Фонтанарес де Арнау, Данте не испытывал положительных эмоций. Он не оценил своего сходства с портретом прадедушки, также его не впечатлили и взаимоотношения Ламберто с Йоландой.

— Если бы вы её любили, — сказал он сухо, — вы бы не бросили её, разъезжая по каким-то делам, а сразу увезли бы её с собой. И уж тем более, не позволили бы ей взять на себя вашу вину за убийство.

— Но я любил твою мать и люблю до сих пор, — печально возразил Ламберто.

Оттопыривая мизинец, Данте пил из крошечной чашечки кофе.

— Влюблённость и любовь — разные вещи, — изрёк он философски. — Вы были влюблены в неё, а когда она исчезла, это чувство осталось в вас, как нереализованная мечта. То, о чём вы рассказали мне, это не любовь. Когда любят, не причиняют боль.

Ламберто мотнул головой, оставаясь при своём мнении и внимательно разглядывая Данте. Манеры юноши его впечатляли. Тот вырос в среде бедняков, но ведёт себя так, будто все двадцать три года прожил в покоях королевы.

— Эстелла мне рассказала, что тебя усыновил какой-то крестьянин... — начал Ламберто.

— Да! Мой приёмный отец — Хуан Ньетто по прозвищу Мендига. Он был пастухом. Он спас меня от смерти и забрал к себе. Это был самый лучший человек на земле! Он любил меня, как сына, а те, кто меня произвели на свет, предпочли закрыть глаза на моё существование, — грубо добил он.

— Я же тебе объяснил, что не знал о тебе, — миролюбиво сказал Ламберто. — И я не обвиняю того человека ни в чём, напротив, я благодарен ему за всё, что он для тебя сделал. А почему он назвал тебя Данте?

Данте пожал плечами.

— Вам не нравится моё имя?

— Нет, не в том дело. Но ты не думал, что твоя мать могла назвать тебя иначе?

— Нет, не могла, — отозвался Данте. — Мендига, когда принёс меня домой, увидел, что на всей моей одежде было вышито это имя: Данте. Он так меня и назвал.

— Я к чему веду, я бы хотел дать тебе свою фамилию, — подытожил Ламберто.

— Нет, — отрезал Данте. — Оставьте свою громкую фамилию себе. Я буду носить фамилию человека, которого считаю своим отцом. Вас я отцом не считаю, — и он надменно задрал подбородок.

Тем временем, в гостиной Берта и Роксана разругались в пух и прах.

— Старая дура!

— Убийца!

— Чтоб ты провалилась, карга, выметайся из моего дома!

— Я-то уйду к себе домой и слава богу, а тебе бы не помешало сгореть в аду!