Война времен
Шрифт:
Германа Фридриха Мельсимора вся округа знала как толкового, строгого, а порой и сурового, но отнюдь не бесчеловечного и заботливого хозяина, который сперва думал о благе своих подданных, и только потом о своих собственных интересах. Жители "Голден Сиид" считали, что их нынешний сюзерен прекрасно справлялся со своими обязанностями. Его не только уважали, но и любили, и каждый житель поместья Мельсимор готов был при необходимости, не задумываясь, отдать собственную жизнь за своего хозяина. Многие крестьяне, жившие на территории поместья, думали, что после сердечного разочарования
Гарольда Родрика Мельсимора, брата-близнеца, жители замка знали как спесивого и взбалмошного бездельника и драчуна, который с высокомерием и неприязнью относился ко всем, кто был не из его сословия, то есть не из высшего общества. Нрав Гарольда был известен всем, и сплетни порой были неоспоримо правдивы. У этого горячего юноши, у которого кровь так и кипела в жилах, не было ни единого месяца, прошедшего мирно, без споров и дуэлей, которые всегда кончались плачевно для его соперников.
" - Ты не успокоишься пока не войдёшь через эту дверь вперёд ногами, как-то за разговором сердито заявил брату в лицо Герман.
– Если ты язвишь только из-за заботы ко мне, то могу тебя утешить, этому не быть никогда, - гордо ответствовал Гарольд.
– Никто не сумеет одолеть твоего брата!
– О да! Мёртвым ты об этом уже не скажешь..."
Уж таким уродился Гарольд задирой и гордецом. Однако сколь бы он ни пытался казаться бездушным, после случившегося с его братом Гарольд очень переживал и всё время старался помочь брату хоть чем-то, что могло облегчить его душевную боль. Но никому никогда не удавалось добиться откровения от Германа. Он всегда был замкнутым, а после недавно пережитого сердечного разочарования ощущение невосполнимой утраты в душе, которую он всеми силами старался скрыть от окружающих, сделало его просто невыносимо скрытным. Прошло меньше года с тех пор, как его возлюбленная, бросив его, вышла замуж за другого, предпочтя мужа с более высоким положением в обществе и более набитыми карманами. Оставив страдать от любви не очень богатого и неродовитого джентри с жалким клочком земли, которая была его единственным источником прибыли.
Именно занятия по хозяйству и заботы о благополучии родового гнезда помогли ему забыться. Они приносили ему не только покой, но и некоторую радость.
Вернемся, однако, на кухню, где Герман, как мы уже упомянули, вёл разговор с немолодым мужчиной из прислуги, обсуждая детали праздничного стола.
– Хорошо, пусть будет так.
Слуга торопливо удалился. Герман, сложив руки за спиной, прошёлся по кухне, исподволь наблюдая за работой прислуги, те же в свою очередь, замечая пристальный взгляд хозяина, старались всё выполнить точно и быстро.
– Ну, сэр Мельсимор, почему же вы всё ещё здесь?
– хитро улыбаясь, обратилась к нему толстая старая служанка.
– А где же мне быть?
– не понимая её намека, вопросительно посмотрел он на неё.
– Ну, как же?
– покачав головой, возмутилась она, - вас ведь ждут... многозначительно добавила Клотильда.
– Кто?
Старуха хихикнула.
–
– Няня Клотильда, хватит говорить намёками! Кто меня ждёт?
– Та, кого вы поселили в бирюзовую комнату, - наконец раскрыла она карты.
– Зей-Би?
– задумчиво и чуть слышно произнёс он это имя.
– Она самая. Ну, то есть сэр Эрнст, - лукаво добавила служанка.
– Послушай, Клотильда, - схватив старуху за руку, Герман понизил голос до шепота.
– Если ты кому-нибудь проболтаешься...
– Господи!
– взмолилась старуха.
– Да я ничего не видела и ничего не знаю!
– Вот и хорошо, - смягчил тон Герман.
– Так ты говоришь, она ждёт меня? после небольшой паузы поинтересовался он.
– О да! И, по-видимому, с нетерпением, - добавила она с прежней усмешкой на лице.
Герман, ничего больше не вымолвив, стремительно вышел из кухни.
– Иди, сынок, иди, - глядя Мельсимору вслед, напутствовала Клотильда. Может, эта молодая особа поможет тебе забыть стерву с ангельским личиком леди Мелису, - бормоча себе под нос, отправилась она по своим делам.
Зей-Би стояла у зеркала, которое ещё вчера поставил туда хозяин дома, и рассматривала в нём своё отражение.
– Да...а...
– протянула она с заметным огорчением, что-то мне не нравится цвет моего лица.
– Ты истощена, - объяснил комп.
– Что верно, то верно, однако я всё равно должна терпеть голод и жажду, наставительно проговорила она это скорее себе, чем нейрокомпьютеру.
Раздался стук в дверь, который отвлёк её внимание.
– Алекс, - мысленно произнесла сэли, чтобы никто из посторонних не слышал её разговора с компом.
– Почему люди этого далёкого времени всё время стучат в дверь?
– Так у них принято просить разрешения войти, - пояснил Алекс.
– Но ведь я не разрешаю, а они всё равно входят.
– Именно потому, что ты не отвечаешь, они и входят, - ответствовал комп.
– Значит, дело лишь в этом, - хмыкнула она.
– Войдите, - произнесла Зей-Би вслух без малейшего акцента на английском языке.
Дверь тотчас же открылась, и в комнату вошёл Герман.
– Бог ты мой!
– воскликнул он, мигом повернувшись к прикрытой двери.
– Вы опять разгуливаете здесь голышом, - недовольно и в то же время смущённо пожурил он сэли.
– А что плохого в том, что я без одежды?
– изумилась та.
– Плохого-то ничего... так не принято... стыдно...
– Стыдно?
– повторила Зей-Би это слово с такой интонацией, точно в первый раз услышала его.
– Мне не знакомо это чувство, - после непродолжительной паузы призналась она.
– Оно и видно...
– Герман вдруг запнулся, осознав, что свободно разговаривает со своей гостьей на английском языке.
– Зей-Би... вы говорите на английском языке?
– Да, Герман, - непринуждённо отозвалась она и бесшумно приблизилась к нему.
– А почему это вас удивляет? Вы думали, что я вообще не умею говорить? спросила геноконцентрат придав своему вопросу обиженную интонацию, дабы отбить у человека стремление к дальнейшим расспросам на эту тему.