Война
Шрифт:
Положение выглядело затруднительным, и дело не в деньгах. Получалось, что я вступаю в сговор превышающий мои полномочия, чтобы не сказать больше. Я жаловался на климат Босфора, но что-то подсказывало, что климат Нерчинска вызовет ещё меньше восторгов.
Турок оплел меня как муху паутиной. Что мне следовало предпринять?
— Нападение все равно неизбежно, — толковал Рауф, — вопрос лишь в том как именно оно пройдёт. Хозрев не откажется от замысла, а кровожадность его известна. Вы погибнете все поголовно. Тогда как в случае вашего согласия с моим планом, вы спасетесь и спасете своего пашу (это он про Пушкина) от бесславной гибели.
— Ну хорошо, вот мы, то и есть я, соглашусь, и что будет?
— О! — просиял
— Смысл? — указал я на дыру в его плане. — Как долго нам сидеть в этом заключении? И что помешает Визирю (я выделил слово) добраться до нас в тюрьме?
Тогда Рауф приоткрыл карты и я смог наконец уяснить его замысел. Руками валиде-султан, то есть формально самого султана, он брал нас под стражу, защищая от Хозрева-паши. Одновременно в Санкт-Петербург (и Севастополь, чтобы все было наготове) летело обращение за помощью от имени опять же султана, которое достигнет адресата в намечаемый день. Сказано было, что называется, в лоб. Сосчитав дни, я похолодел. Получалось, что оно УЖЕ отправлено. Вывод — нападение на представительство действительно неизбежно, даже если Хозрев передумает. Оно нужно Рауфу и Валиде. По сути мы очутились между двух жерновов, между Сциллой и Харибдой. Хотим того или нет.
Я согласился. После, уже в тюрьме Семибашенного замка, было время поразмыслить, но найти лучший вариант не получалось. Вам, отец, говорю прямо — этот Рауф мне не по зубам. Очень умен, очень хитер. По-своему, мудр.
Здесь мне пришло в голову ещё одно соображение, под влиянием окружающего Востока, что Хозрев-паша лев, а Рауф змея. Более мягко — лис. И эту змею льву не одолеть. Будет жалить и жалить, пока царственный зверь не падёт замертво.
Вы можете, отец, принять такую логику за самооправдание, но по-моему, совпали интересы личные с интересами государственными. Рауф, Валиде и молодой султан откровенно втягивали Россию в конфликт на своей стороне. Как щит, по аналогии с делом Египетского Али. С нашей стороны какие могли быть варианты? Отказаться? Но на кого тогда опереться, если их враги также враги нашего государства? Враг моего врага — мой друг, как учили древние римляне.
Дальнейшее вы знаете. Посольство наше пало смертью храбрых. Хотите верьте, хотите нет, но я ожидал каких-то жертв. Не ожидал, что погибнут все. Это моя вина (наверное), от которой не отрекаюсь. Что Пушкин, что Безобразов, не поручусь за Ржевуского, который изчез, не одобрили сего действа, когда мозаика для них сложилась. В понимании наших славных господ им следовало разделить участь прочих и погибнуть вместе с остальными. Тем более в числе погибших были дворяне, включая обоих секретарей. Моя «хитрость», хотя видит Бог чья она, была расценена ими как трусость недостойная моего положения. Трусость, в котоой общество обязательно обвинит их самих. Пушкин смолчал, как я писал выше, а вот Пётр Романович… эх.
Винить турок у нас не принято, увы. Тем более, Хозрев сбежал. Рауф сыграл как по нотам, в ночь перед явлением нашей эскадры по всему городу прокатились бои местного значения, итогом которых стало спешное отступление Хозрева на противоположный берег. Теперь он не Великий Визирь, а простой мятежник. Молодой султан победил. Я проиграл.
………….
О более приятном. Наш флот красив, вид кораблей в проливе греет душу. Вице-адмирал устроил нас на флагмане, в довольно удобных каютах офицеров, вынужденных потеснится. Замечу, что флот хоть и красив, но воняет. Как они, в смысле люди вообще, не только офицеры, могут существовать в подобных условиях? Любопытство повелось меня на своего рода экскурсию, и я заглянул в
Рауф-паша, вернувший себе звание Великого визиря, организовал пышный приём, весьма понравившийся нашим морякам. Заметил странность, среди морских офицеров количество щербатых ртов намного выше, чем в среде сухопутных.
Сам Лазарев произнёс великолепную речь, украшенную извлечением сабли (в присутствии султана!!), которой обещал наказать всех кто мешает дружбе наших империй.
Меня подмывало шепнуть, что начать следует с превращения в развалины английского посольства, но сдержался. Бумаги о начале войны (а все флотские убеждены абсолютно, что война уже началась) пока не получены, отчего сам милорд Понсонби лично присутствовал на мероприятии. Британец ласково общался с Пушкиным, вице-адмиралом и даже Рауфом. Мне тоже досталось несколько слов — милорд учтиво предложил сыграть несколько партий в шахматы при удобном случае, ибо я истинный мастер этой игры по его мнению и оказал бы честь согласием. У него настоящий дар к тонким (как ему кажется) издевательствам.
Не успел я перевести дух, как пришли новости о начале войны, но не о той, что все устали ждать. Отец, вы не знаете какая муха укусила немцев? Как могли сцепиться Австрия с Пруссией? Скажи мне кто такое заранее — рассмеялся бы. Наши верные друзья и союзники, два столпа Священного Союза из трех, и война?! Ничего не понимаю. Что за таможенный договор смог вызвать такое? Кто кого оставил без денег? Зато теперь на меня косятся вдобавок как на австрийского шпиона, благодаря нашему с вами древнему благородному происхождению.
Слухи на то и слухи, но тревожность растёт. Бои уже идут? На чьей стороне выступит Россия? Главное — пойдёт ли войско на Константинополь в таком случае? Что-то мне подсказывает, что нет. Флот и десант — вот и всё чем мы располагаем на сегодня. Подкрепления, конечно, будут, но хватит ли их?
Александр Сергеевич был в числе первых кто возглавлял десант на азиатский берег. Подобно своему древнему тезке во главе македонцев. Я раздобыл копье на лучшем базаре Константинополя, где есть решительно всё, и попытался вооружить им нашего героя. Странно, но поэт отказался.
Сию военную операцию провели на следующий день после приема. Четыре батальона пехоты погрузили в шлюпки и направили карать врагов дружбы империй, как и было сказано. Удержать Пушкина не представлялось возможным, хотя пытался не только я. Вице-адмирал пробовал, но был сражен доводом мести за посольство. Противник не оказал серьёзного сопротивления. Да его толком и не нашлось, противника. Хозрев отступил от берега и, вероятно, начал собирать силы для контрудара.
Каша заваривается знатная. Идущий вторым в очереди за султаном, Абдул-Азиз, вместе со своей матерью внезапно оказались в расположении мятежного паши. Как и каким образом? О, я кажется знаю кого следует о том расспросить. Что там — не премунул это сделать.
— Ах, мой юный друг, на все воля Всевышнего! — пояснил мне этот достойнейший человек. — Он не оставит нас своей милостью.
Как я понял, без Рауфа не обошлось. Жаль, что подозрение не есть уверенность. Но ход ловкий. Теперь Хозрев-паша (или уже не паша? Здесь все так быстро меняется! Куда там нашим канцеляристам с их страстью копаться годами!) точно не пойдёт на мировую, с таким козырем на руках. Почти наверняка мятежником будет объявлено, что нынешний султан или захвачен неверными (то есть нами) и нуждается в спасении, или что он ненастоящий, или что-нибудь другое. Выбор велик.