Воющие псы одиночества
Шрифт:
Чистяков помолчал немного, полистал содержимое папки, несколько страниц даже прочитал, потом аккуратно все сложил и застегнул угловыми резиночками.
– Асенька, я не хотел тебя дергать, но мне показалось, что после того, как Коротков ездил за тобой на автобусную остановку, ты вернулась какая-то расстроенная. Я потому и завел этот разговор… подумал, что ты жалеешь о своем решении и хочешь отказаться от работы над диссертацией, но не знаешь, как это сделать и надо ли это делать… Я хотел это обсудить с тобой.
– Спасибо, солнышко, - Настя снова опустилась на пол и потерлась лбом о его колени.
– Диссертацию я все равно не брошу, потому что даже если Юрка не наврал, то это еще долгая песня. Министр пока не назначен, он исполняет
– Логично, - кивнул Алексей.
– А почему же ты была такая грустная после встречи с Юркой?
– А потому, что мне было стыдно, - призналась Настя и крепче прижала к щеке деревянного Дедка.
– В Москве девчонок-студенток убивают, а я в кусты прячусь. Юрке моя помощь нужна, и не потому, что я такая умная и без меня никуда, а просто потому, что он зашивается, замещает Афоню, ничего не успевает, и ему нужны лишние рабочие руки. А я ему отказываю в помощи. Никогда так не поступала, вот в первый раз… Попробовала…
Она неожиданно расплакалась, судорожно сжав Дедка в кулаке.
Плакать Настя собралась всерьез, со вкусом, надолго, но помешал телефонный звонок. Она вскинула мокрое покрасневшее лицо и исступленно замотала головой, напоминая мужу: если это Коротков, я сплю.
– Да, добрый вечер, - голос Чистякова, отвечающего на звонок, был немного растерянным.
Это явно не Коротков.
– Спасибо, и вас также. То есть извините, воистину воскресе. Нет, не спит. Да, пожалуйста.
Он протянул Насте трубку с выражением полного недоумения на лице.
– Мухомор твой, - произнес он одними губами. Настя схватила трубку, зажала ладонью микрофон и прошипела в ответ:
– Он не Мухомор, а Никотин, балда. Мухомор - это у «Ментов».
Сделала глубокий вдох,
– Да, Назар Захарович, слушаю вас.
– Христос воскрес, православная, - задребезжал в трубке голос Никотина.
– Ладно, не отвечай, все равно не умеешь. Я тебя чего побеспокоил-то… Напомни-ка мне, как фамилия тех людей, у которых девочку убили?
– Вы про соседей Шустовых?
– Ага, про них.
– Лозинцевы. А что?
– Да так, ничего… А Шустова эта еще вроде бы имена какие-то называла. Не припомнишь?
Настя поднялась с пола и прошла в кухню, где на столе лежал открытый блокнот с записями.
– Сейчас скажу, - она перелистала странички.
– Вот, отец девочки Андрей и его сестра Эля, которая у них хозяйство ведет. Имени матери Шустова не назвала, по-моему, она его просто не знает. А что случилось-то?
– Да так, ничего, - загадочно повторил Назар Захарович.
– Ты завтра к ним собираешься?
– Пока не знаю, Шустова обещала поговорить с Элей и утром мне позвонить. Если Лозинцевы не возражают против встречи, то поеду, конечно. Я уже готовлюсь, со специалистами проконсультировалась, выяснила, какие сведения надо собирать, сижу, вопросы формулирую. Дядя Назар, что-то вы, по-моему, голову мне морочите посреди ночи.
– Да нет, дочка, это тебе показалось. Слушай, если Шустова тебе позвонит и даст добро, не сочти за труд, возьми меня с собой к этим Лозинцевым, а?
– Господи, да зачем?
– изумилась Настя.
– Насчет Шустова вы были совершенно правы, я без вас с ним не справилась бы, но Шустов - прожженный мент, у меня против таких зубки действительно слабоваты. А там-то что? Тоже милиционеры, судьбой обиженные? Или вообще фээсбэшники? Или контрразведчики?
Никотин тяжело вздохнул в трубку.
– Ты, дочка, не понимаешь.
– Чего я не понимаю?
– Ничего ты не понимаешь, потому что молодая еще. Какие твои годы? Смех один. У тебя муж, мама с папой, родственники всякие, работы выше головы. А я - одинокий, никому не нужный старик. Ты не подумай, что я жалуюсь, ни в коем разе, я всем доволен. Но и мне порой бывает скучно. Особенно в воскресенье. Я по воскресеньям частенько к Юрке своему в гости напрашиваюсь, его подружка сердечная уж больно вкусно готовит, да и поболтать с ней есть о чем, но завтра так складывается, что Юрка дежурит, так что в гости мне идти не судьба. Вот я и подумал, схожу-ка я вместе с тобой, и мне развлечение, и тебе, глядишь, пригожусь. Мало ли какие там люди попадутся.
– Мало ли, - согласилась Настя.
– А фамилию и имена зачем спрашивали?
– Для поддержания разговора, - скрипуче захихикал Бычков.
– Надо же было с чего-то начинать, так почему не с фамилии? Ну так что, возьмешь меня с собой?
– С удовольствием, дядя Назар. Как только Шустова мне позвонит, я дам вам знать.
Настя положила трубку поверх бумаг, разжала кулак, поставила перед собой Дедка.
– Какие наши с тобой годы, Дедочек?
– вполголоса сказала она.
– Смех один. Правильно дядя Назар говорит. И комплексное монографическое исследование мы с тобой сделаем. И диссертацию напишем. И даже защитим ее. И завтрак утречком приготовим, вкусненький такой завтрак, чтобы Чистяков был доволен и чтобы у меня появилась вера в то, что я еще что-то могу начать сначала и чему-то научиться. И знаешь, что мы еще сделаем?
Она выдержала паузу, словно давая Дедку возможность ответить.
– Мы с тобой завтра попросим у Чистякова машину и поедем к Лозинцевым на личном автотранспорте. Если, конечно, они согласятся меня принять. А если не согласятся, то я придумаю, куда можно поехать, на рынок, например, или в большой супермаркет за продуктами, и все равно поеду на машине. Потому что водить машину я умею, но страшно не люблю. А с этим надо как-то бороться. В конце концов, все же ездят, а я что, не могу? В семье есть машина, а я вечно делаю из Лешки извозчика. Это не дело.