Воющие псы одиночества

Маринина Александра

–  Неси, милая, неси, - закивал Никотин.
– Мы тут сами все посмотрим, а ты иди своими делами занимайся.

За все время переговоров Бычкова с Диной Элеонора Николаевна не произнесла ни слова. Она сидела, замерев в одной позе, словно каменное изваяние, и выражение ужаса не сходило с ее лица. Настя понимала, что на ее глазах что-то происходит, что-то невероятное, невозможное, необъяснимое, и от этого терялась, потому что не могла найти точку опоры, отталкиваясь от которой можно было бы выстроить всю картину. Да, Лозинцева нервничает, и нервничает так сильно, что воздух, казалось, вибрирует вокруг нее. С чем это связано? С тем, что неожиданные Настины догадки верны? А девчонка? Отчего она ведет себя

так вызывающе, так нагло, почему смеет при посторонних людях так грубо и неуважительно говорить о своих родителях? И почему Элеонора Николаевна ей это спускает, не делая ни единого замечания? Что за странная семейка? И главное - почему так спокоен Никотин, словно ничему не удивляется, словно все идет так, как надо, как положено? Он ведь куда опытнее Насти, он был ее наставником, и не может быть, чтобы он не подумал о том, о чем подумала она сама. Ведь это же очевидно, это просто в глаза бросается! Мать оставляет детей мужу и уезжает на постоянное жительство за границу. Вдруг, ни с того ни с сего, на ровном месте. Меньше чем через год после гибели младшего ребенка. А говорят, что совместно пережитое горе сплачивает людей… Почему она внезапно уехала? Уж не потому ли, что знала: рядом с ней, бок о бок живет убийца Кристины, будь то муж или старшая дочь? Бычков должен был задуматься об этом, а он, судя по словам, которые он произносит, и по тону, которым он произносит эти слова, думает совсем о другом. Что происходит, черт возьми?

Или он видит и понимает что-то такое, чего она, Настя, не чувствует?

Дина вскоре вернулась, неся в руках один-единственный фотоальбом, правда, большой, толстый. Молча положила на стол, резко повернулась, отчего широкие полы просторного балахона взвихрились вокруг ее ног, неприятно резанув глаза сочетанием оранжевого, грязно-коричневого и ядовито-зеленого цветов. И покинула высокое собрание.

–  У окна стою я, как у холста… - пробормотал Никотин.

Лицо Лозинцевой еще больше побледнело, она быстро вскинула на Бычкова напряженные глаза.

–  Что вы сказали?

–  Да песенка такая была во времена моей молодости, смешная… Вы, наверное, не помните. «Будто кто-то перепутал цвета, и Неглинку, и Манеж, за окном встает зеленый восход, по мосту идет оранжевый кот и лоточник у метро продает апельсины цвета беж…» Посмотрел на платье вашей племянницы и вспомнил. Она у вас всегда так экстравагантно одевается или только для гостей?

–  Всегда. Вернее, в последние годы, после того, как ее мать уехала. А до того одевалась как все.

–  Для нее отъезд матери был, наверное, огромной травмой, - сочувственно покивал головой Никотин.
– Вы мне еще чайку не нальете?

–  Да-да, конечно, - Лозинцева торопливо поднялась со своего места, захлопотала возле чайника.
– Конечно, Диночка очень переживала, ведь мать была ее единственным кровным родственником, и после ее отъезда девочка осталась с совершенно чужими людьми. То есть никто вокруг так не считал, ее все воспринимают как родную, и мой брат, и Славик, и я, и наша мама, но Дина думает именно так. Она здесь чужая, она никому не нужна, и ее никто не любит. Поэтому и ведет себя так глупо. Вы не сердитесь на нее.

–  Скажите, а в вашей семье что, вообще никаких тайн нет?
– спросила Настя.
– Вот смотрите, я записывала с ваших слов: Дина родилась в восемьдесят пятом году, ее мать и ваш брат поженились в восемьдесят седьмом, но вместе жили с самого рождения Дины. Как так получилось, что девочка знает, что она Андрею Николаевичу неродная? Неужели она в два годика все понимала? Никогда не поверю.

–  Ей сказали. От нее никогда не скрывали, что Вера собиралась замуж за другого и родила Дину именно от него.

–  Но почему?
– недоумевала Настя.
– Зачем это нужно было?

–  У нас в семье так принято. Андрей

ведь тоже приемный у моих родителей, и они этого не скрывали. Мы с ним так воспитаны, и он в собственную семью принес те правила, которые выработались в нашей семье. Никаких секретов.

–  А то, что сказала ваша племянница о Кристине? Неужели правда?

–  О том, что Вера родила ее не от Андрея? Да, и это правда.

–  Как же так получилось, что дети об этом знали? Кто им сказал?

–  Андрей. Да и Вера не отрицала, там никаких сомнений не было, все было совершенно очевидным.

–  И все-таки я не понимаю, - упрямо стояла на своем Настя.
– Это могло быть очевидным для Андрея Николаевича и даже, может быть, для вас, но для детей… Кристина родилась в девяносто третьем, Дине было восемь лет, Ярославу - почти шесть, о каких сомнениях или их отсутствии может идти речь? Откуда дети в таком возрасте могли знать, спят их родители вместе или нет? Откуда им знать, могла мама забеременеть от папы или не могла? То, что Андрей Николаевич принял Кристину, как свою родную дочь, - это его дело, его решение. Но зачем детям-то, сказали о том, что она не от него? Вот я чего понять не могу. Вы простите, Элеонора Николаевна, что я так цепляюсь, к вам, но мне важно понять, какой была Кристина, а для этого я должна восстановить всю картину семейной aтмосферы и взаимоотношений в этой семье, чтобы потом понимать, как формировался ее характер, ее менталитет. Понимаете?

–  Понимаю, - вздохнула Лозинцева. Насте показалось, что она немного успокоилась.
– Наш отец всю жизнь служил в разведке, и он накрепко внушил нам, что, если человеку есть, что терять, он должен жить без секретов. Иначе появляется повод для шантажа. Если ему терять нечего, тогда другое дело. Отцу было что терять, вы не поверите, но для того, чтобы усыновить Андрюшу, ему в свое время пришлось получать разрешение руководства, и разрешение это он получил, только дав слово, что усыновление не будет тайной. И Андрею было что терять, когда родилась Кристина, он к тому времени был уже довольно состоятельным человеком, а со временем стал еще богаче, Отец же Кристины - человек ненадежный, сомнительных нравственных качеств, и у Андрея были все основания бояться… ну, вы сами понимаете, чего. Для моего брата не существует понятия «кровные» и «некровные», он умеет любить людей просто так, независимо от степени родства, но он - человек разумный и предусмотрительный. Этот Воркуль - неудачливый бизнесмен, и он мог попытаться тянуть из Андрея деньги под угрозой разглашения тайны.

–  Воркуль?
– вскинула брови Настя.

–  Валерий Воркуль, любовник Веры, отец Кристины.

Настя сделала еще одну пометку в блокноте. Валерий Воркуль. Интересно, знал ли он о том, что у него растет дочь? И если знал, то виделся ли с ней? И если виделся, то знала, ли Кристина, что это, ее родной папа? Все это нужно выяснять, чтобы составить полную картину характера и, образа мыслей девочки.

–  Вы сказали, что Андрей Николаевич был состоятельным человеком и со временем стал еще богаче. Но мне показалось, что вы живете более чем скромно,- осторожно заметила Настя.
– Отчего так?

«Если начнет плести несусветицу, значит, все ложь, - подумала она.
– Значит, есть у этой семьи тайны, а все остальное - просто красивые слова. Куда деньги-то девались, если их было много? А если их и не было, то Лозинцеву нечего было бояться шантажа».

–  Вера обменяла детей на деньги, - просто ответила Элеонора Николаевна.
– Она поставила перед Андреем условие: или она забирает детей, или он дает ей достаточно денег, чтобы она могла купить себе жилье за границей и сделать вложения, на доходы от которых можно жить. Тогда детей она оставит ему. Андрей отдал ей все, себе оставил самый минимум. И детей, конечно, оставил. Он их очень любит.