Воющие псы одиночества
Шрифт:
– Мне нужна работа, - ответил Петр.
– Такая, на которой платят достаточно, чтобы я мог прилично жить и снимать квартиру. И матери помогать.
– Хорошо, - вздохнула Аля, - я посмотрю, чем можно тебе помочь. Но я ничего не обещаю.
Знакомых у нее было множество, и работу она ему нашла. Оклад пятьсот долларов. В то время однокомнатную квартиру подальше от центра можно было, снять за сто пятьдесят, оставшихся денег вполне хватит на еду, пристойную одежду и помощь Надьке. Вскоре после этого жена Андрея уехала в Германию,
Она приезжала в свою квартиру дважды в неделю, забирала почту, поливала цветы. В один из таких приездов она обнаружила в двери записку от Петра с номером телефона и просьбой непременно, позвонить. Аля позвонила.
– Ну что же вы пропали, - посетовал Петр, - соседи сказали, что вы живете где-то в другом месте, ни адреса не оставили, ни телефона.
– Зачем тебе мой телефон?
– сухо спросила Аля.
– Ну как… мы же все-таки не чужие, почти родственники. И вообще, я к вам привык, а теперь скучаю.
Как он мог привыкнуть за несколько встреч, Аля не понимала. Но не дать ему номер своего телефона не смогла - не было повода отказать. Да и зачем отказывать? Парень вроде приличный, ничего не просит, к чему от него скрываться?
Петр начал названивать регулярно, разговоры были короткими - о чем им разговаривать-то? О Надькином здоровье да о погоде в Москве, вот и вся тематика. Потом спросил, могут ли они встретиться. Аля легкомысленно, не предвидя ничего дурного, сказала, что по понедельникам и четвергам приезжает поздно вечером на свою квартиру, так что ради бога, если есть надобность во встрече, в любой понедельник или четверг между двенадцатью и часом ночи он может ее там найти.
Петр нашел. И с ходу понес какую-то околесицу о неземной любви.
Аля даже как-то не сразу стала понимать, о любви кого и к кому он толкует. А когда поняла, начала так хохотать, что слезы потекли. Почему-то этот хохот взбесил Петра настолько, что он набросился на нее и попытался раздеть. Хрупкая миниатюрная Аля не сумела бы оказать ему достойного сопротивления, и ее спасло только то, что она так и не смогла перестать смеяться. От этого хохота Петр малость подрастерялся и ослабил натиск, что позволило ей вырваться, выбежать на кухню и схватить огромный нож для разделки мяса.
– Тронешь меня - зарежу, - заявила Аля, вытирая свободной рукой слезы.
– Да ты что? Я же тебя люблю, Элла…
– Не меня ты любишь, а мои деньги. Не надо мне голову морочить.
– Вот ты какая, оказывается, - злобно протянул Петр.
– У тебя только одни деньги на уме. Сволочь!
– Правильно, - кивнула она, перехватывая нож поудобнее.
– Я сволочь! И любить меня не надо. Зачем же любить сволочей? Найди себе молодую бабу с хорошим характером, а меня оставь в покое.
– Ах вот как ты заговорила? А кто отца до смерти довел? Из-за кого мать теперь совсем невменяемая сделалась? Все наши несчастья из-за
– Так, - кивнула Аля.
– Из-за меня. Из-за моей глупости. И что дальше?
– А дальше ты должна свою вину искупить.
– Как? Выйти за тебя замуж, быстренько умереть и оставить тебе все вот это? Квартиру, картины, мои украшения, машину, гараж, деньги. Или как ты себе, это представляешь?
– Ну… это… умирать-то зачем?
– пробормотал Петр, явно не ожидавший таких слов.
– Не надо умирать, живи. Я тебя любить буду, спать с тобой буду, и все такое…
– Какое - такое?
– насмешливо переспросила Аля.
– С чего ты взял, что мне спать не с кем?
– Да кому ты нужна, - неосторожно вырвалось у Петра.
– А я бы тебя…
– Все, - жестко произнесла Аля.
– Хватит. На работу я тебя устроила, дальше давай сам, как хочешь. Больше ты от меня не получишь ни копейки. И мать свою содержать ты будешь сам, я тебе в этом не помощница.
– Ага! Как отца угробить и мать до сумасшествия довести, так ты первая, а как отвечать - так в кусты, так, да? В общем, так, Элла. Или ты за меня выходишь, или я тебе такое устрою - мама не горюй!
– Да? И что конкретно ты устроишь?
– А увидишь.
Петр как- то по-детски шмыгнул носом, и Аля снова рассмеялась, но ее смех подействовал на него как красная тряпка на быка.
– Что, не веришь?
– в его голосе слышалась нарастающая агрессивность.
– Верю. Но давай поговорим как взрослые люди, ладно?
Они так и стояли на кухне, Аля - спиной к окну и с ножом в руке, Петр - у двери. В такой ситуации предложение поговорить «как взрослые люди» звучало по меньшей мере нелепо.
– О любви у нас с тобой речи нет и быть не может. У нас с тобой может быть только договор. Если я выхожу за тебя замуж, твоя выгода очевидна: ты въезжаешь в эту квартиру, причем живешь здесь один, потому что я вынуждена жить в семье Андрея. Живешь как кум королю, квартиру снимать больше не надо, значит, появляются дополнительные деньги. Водишь сюда девок и друзей, воруешь потихоньку мои вещи, продаешь их и горя не знаешь. Это мне понятно. А моя-то выгода в чем? Мне это все зачем нужно?
– Так я ж тебе сказал: я тебя любить буду.
– Я слышала. И что это значит для меня?
– Ну так я же тебя трахать буду сколько захочешь. Хочешь - три раза в неделю, хочешь - каждый день. Даже по два раза. Ты что, сомневаешься? Я могу.
– Да кто бы сомневался… - вздохнула Аля.
Он был непробиваем в своей самонадеянной тупости. Или тупой самонадеянности? Вот они, плоды дворовых мифов, на которых воспитываются мальчишки. Все бабы хотят, чтобы их трахали. Чем больше - тем лучше. За это они готовы все отдать. Настоящий мужчина должен ежедневно и как минимум два раза быть способным удовлетворить женщину, иначе он неполноценный. Какой идиот это придумал? Кому такое в голову могло прийти?