Вождь из сумерек
Шрифт:
– Не жалей, Старый, – шепнул ему прямо в волосатое ухо. – Пусть видят, что не голь перекатная приехала. Мы их еще научим репку чистить.
Слева в ухо бухтит Пересмысл.
За правым столом – волчата.
Войтик сметает со стола все, до чего может дотянуться его рука. Управляется с поросенком, заедая его всякой птичьей мелочью. Хруст деловито ему помогает, очищая ароматный бараний бок.
Не отстают от отцов-командиров и подчиненные.
Они и здесь, за пиршественным столом, не хотят отдавать поле.
Принц
Рядом с принцем – верный Рэдэльф. Привычно поглаживает пальцем кольцо, глядит задумчиво поверх столов. Что-то тревожит эльфа. Принц рядом, а смутен побратим.
Да и сам Стас стал ловить себя на том, что нет-нет, да потянется ладонь к груди. К тому месту, где греется ладанка с эльфийским камнем. Что-то непонятное происходит с ним. То сожмет душу ледяной холод, то опалит неистовым огнем.
За столом – гвалт невообразимый. Кто, что и о чем кричит? А кому слушать? В этом деле главное свое успеть прокричать! А услышат ли, дело пятое…
Как в лучших домах или на корпоративных попойках – артисты стараются перепеть, переорать, переплясать. Звуки невообразимые. Гудят, свистят. Трещат, бренчат, Брякают, звякают, крякают. Что поют – не понять. А хлеб отрабатывают честно. И без намека на фанеру!
Или местная самодеятельность?
Нет Толяна. Он бы утешил душу.
Вон и Войтик пренебрежительно надул губы. Песня не понравилась? Или отдувается от пережора? Хотя, пережор – это не о нем сказано. В него, как в топку, совковой лопатой кидать можно. Когда разгорячится.
А Гордень Златкович приуныл.
И остальные соседи притихли.
Потряс их Войтик за грудки. Первый шоумен этого скучного мира. Целое цирковое представление разыграл. Надо отметить за старание. Медалюху какую-нибудь соорудить и нацепить на волчовку.
Князья Киевские своих дружинников цепями золотыми жаловали. Гривнами звались. На Войтикову шею голдяк в килограмм весом понадобится. Никак не меньше. Иначе не разглядят.
Мысли ленивые, путанные. Скачут туда-сюда, как мухи по столу с кабаньей тушей. Как стеклом отгородился от застолья.
Резвые ребята вдоль столов снуют. В чарки вино да меды подливают. Следят, чтобы гости дорогие не заскучали.
– Слав, может, домой пора?
Сделал вид, что не понял Зореня.
– Неудобно. Гости обидятся. Не к Пересмыслу, к нам пришли. А мы домой…
– Я не про то! Язык до мозолей, в тряпку истрепал и все без толку. Все слова словно ветром уносит.
Стас улыбнулся.
– Все да не все. А вообще-то, ты прав.
Не договорил. Прислушался к шуму на крыльце. К громким злым голосам.
– Да, отступись ты, худая жизнь! Ты не понял, служба, я к другу приехал. Так и доложи!
Повернулся к Зореню, подмигнул волхву.
– Леха! Пьянку за версту носом чует.
Двустворчатые двери не распахнулись. Разлетелись с треском,
– Вор! Как смел? В железа? – загремел голос Пересмысла.
Поднялся, навис над столом. Лицо покраснело от вина и злобы.
Нашел, кого пугать!
Леха перешагнул через обломки дверей, через неподвижного лежащего стража.
– Круто живешь, командир! Кабанчик под соусом. Икра… – не обращая внимания на устрашающую физиономию Предславского конязя, сказал он, с улыбкой подойдя к столу. – Я, можно сказать, губернатор трех провинций, а забыл уже как самые простецкие пельмени выглядят.
– А ты попробуй воровать, – ласково посоветовал ему Стас, обнимая друга через стол.
– Не могу, – скорбно вздохнул Леха, – специализация не та. Как назло – прямо противоположная.
Только сейчас разглядели конязья на двухметровом парне волчовку и пару мечей за спиной.
– Они идут, Стас, – шепнул Леха. – А это что за бугай? – указал он взглядом на Пересмысла. – Надулся так, что того и гляди – лопнет. А брызг сколько будет! Не ототрешься.
– Князь Предславский Пересмысл.
– Никогда бы не подумал! – вытаращил на конязя бесстыжие глаза, оскалился да еще и глаза сощурил, словно сомневаясь в чем-то.
Оперся рукой о край стола.
– Подвинься браток, а то ушибу ненароком, – предупредил он и, оттолкнувшись, перемахнул через стол, уставленный кушаньями и дорогой посудой. – Мне с командиром надо покалякать.
Пересмысл снова побагровел, задохнулся от гнева, но промолчал. Скажи не так, чего доброго еще и мечом пласнет.
– Груздень гонца-скоропосыльца по эстафете прислал. Отходит за реку. Я послал ему шесть полков, а сам сюда с двумя сотнями. Думаю, что и Хмурый со Свистом уже в дороге. Приказал собирать ополчение, – невнятно проговорил он, дробя зубами заячью тушку. – Веселин, не в службу, в дружбу… подай вон того наглого барашка. – И пояснил Стасу: – Брюхо подвело. Было бы время, и кабанчика очистил, – вылил в горло полковша наливки и сморщился от отвращения: – Пропах этой дрянью, как алкаш. Или студентка. Сейчас бы нашей, старой… благословенной. Представляешь, Стас, «Московская» снится по ночам.
Махнул рукой с зажатой костью.
– Эй, Златка! – отхватил зубами клок мяса от бараньей лопатки, пояснил: – Последнему Витеньскому конязю седьмая вода на киселе, так что – никаких династических претензий. Твоей Купаве подруга, и мне спокойней…
Но Стасу уже было не до династических претензий. Пока все усилия и мысли Лехи сосредоточились на барашке, выяснять что-то у него было бесполезно.
Повел глазами.
Хруст исчез за оскаленными дверями. Войтик перепрыгнул через стол. Не так умело, но по-молодому резво подошел Серд.