Возлюбленная Верховного Бестиара

Индиви Марина

Ух, как сверкнули ее глаза. На миг показалось, она на него сейчас набросится, но Богдан просто прошел мимо. Мстительного удовлетворения не было, была ярость. Горячая, пульсирующая в висках, кровь казалась раскаленной. Даже странно, как при всем при этом сердце в груди ощущалось осколком льда, готовым вот-вот треснуть.

Зачем он согласился остаться? Ради чего?

Он ехал не примирения искать с Михаилом, а временного решения сложившейся политической ситуации. Уж тем более он приехал не затем, чтобы забирать Алину с собой, но стоило увидеть ее – нежные губы, знакомый

профиль, стоило лишь на миг вспомнить, каково это было, касаться губами ее кожи, впитывать дрожь хрупкого тела, находясь в ней, и разум просто отключился. Слова сорвались с губ сами собой.

Тогда он думал, лишь для того, чтобы ее унизить: он думал, что Михаил откажет. Но Михаил согласился, и сейчас Богдан понимал, как никогда ясно, почему. Дядя хотел, чтобы Алина оказалась рядом с ним. Чтобы докладывала ему обо всем, что происходит в Северной Лазовии, в его доме, в его окружении.

А она согласилась.

Потому что у нее не было выбора? Или же потому, что привыкла так жить. Исполнять его приказы. Соблазнять, добывать для него информацию, ложиться в постель с мужчинами по прихоти Михаила.

В покои, которые ему отвели, Богдан буквально ворвался. Ярость бурлила в крови вместе с осколками Бездны, бурлила, требовала выхода. Из груди вырвалось рычание, сквозь ладони плеснула сила. Поток прокатился по комнате, сметая все на своем пути, перекрытия для балдахина не выдержали, надломились и с грохотом обрушились на пол. Похороненные под тяжелой тканью, накрыли осколки зеркала.

Спустя мгновение в покои ворвался Евгений и остальные сопровождающие.

– Все в порядке, – сказал Богдан коротко. – Позовите кого-нибудь, пусть здесь приберут.

Горничные пришли почти сразу, низко поклонились, следом пришли слуги, которые занялись ремонтом. Все это время Богдан стоял в комнате, сцепив руки за спиной. Глядя в окно и думая исключительно о том, что ему делать с Алиной.

Отказаться? Оставить ее Михаилу?

Это было бы правильно. Это было самое лучшее решение, но что-то внутри ядовито царапало, если не сказать полосовало когтями при этой мысли. Что-то знакомое, давно забытое… не имеющее право на существование. Что-то совершенно лишнее по отношению к такой женщине, как она.

О нет, он не будет от нее отказываться, он ее заберет. Пусть Михаил считает, что у него есть глаза и уши в его доме, в его стране, пусть расслабится. Пусть допускает ошибки.

Что же касается Алины… она еще пожалеет, что вздумала играть с ним в игры.

Глава 4

Алина

Еще вчера я и представить не могла, что снова увижусь с Богданом. Сегодня утром проснулась, полностью собранная в дорогу. Сундуки и чемоданы стояли у стен, поверх громоздились шляпные коробки. Разумеется, здесь были не только мои вещи, но и Снежаны, но меня собирали так, будто назад не ждали. Возможно, так оно и было, и я бы этому совершенно не удивилась. За время знакомства с Михаилом я прекрасно поняла, что он принесет в жертву кого угодно, если ему это будет

выгодно, и каждый его поступок был подтверждением моим словам. Иначе бы он не отпустил Снежану со мной так легко, и именно по этой причине я не готова была оставить ее с ним. Там, где есть мой заклятый враг, Катерина, считающая, что я забрала у нее мужа.

Если бы она знала все, должно быть, долго смеялась бы. Но об этом не знал никто. Кроме меня.

– Доброе утро! Мы собрали вам завтрак в дорогу, – поклонившись, служанки расступились, чтобы я могла пройти.

– То есть как завтрак? Я думала, мы с дочерью позавтракаем здесь.

Женщины переглянулись.

– Нет, вы выезжаете немедля, – произнесла та, что старше. Мне кажется, она даже слегка побледнела. – Таков приказ Верховного… потому что Вер… кавальер Велимирский не готов оставаться здесь на завтрак.

Служанки не знали, как назвать Богдана, поскольку в Северной Лазовии Верховным был он. А здесь – Михаил, и как бы не оплошать, сказав что-то не то. Хотя мне сейчас было наплевать и на дядю, и на племянника.

– Кавальер Велимирский может и не готов, – холодно произнесла я, – но моя дочь не будет есть в карете.

– Но Верховный…

– Так и передайте Верховному. Скажите, что я не готова кормить его дочь на бегу, на лету, как угодно.

Теперь уже побледнели обе: кажется, они поняли, что кому-то из них придется сообщить об этом Михаилу.

– Но…

– Никаких но, – коротко отозвалась я. – Распорядитесь подать нам завтрак к ней в комнату. Немедленно.

Подхватила юбки и прошла мимо них к дочери.

Ее спальня была напротив, соединенная общей гостиной, чтобы мы обе могли беспрепятственно попасть друг к другу в любой момент. Снежана уже тоже была одета, я предупредила Зарину, чтобы собрала ее пораньше. Увидев меня, она потерла кулаками глаза – не выспалась. В отличие от меня дочь любила поспать подольше, в то время как я просыпалась с пением птиц, она могла валяться и до обеда, если ее не поднять.

– Мама, а почему дядя такой злой? – спросила она, широко зевнув.

Не стоило труда понять, о ком она говорит, ну а я не нашлась сказать ничего другого, кроме как:

– У него тяжелый характер.

– Нам точно надо к нему ехать?

Встреча с Богданом произвела на Снежану неизгладимое впечатление. Конечно, моя малышка мало что понимала в нашем противостоянии, но чувствовать искрящее между нами напряжение она могла. Она с детства чувствовала отношение ко мне, и к тем, кто смотрел на меня свысока или с ненавистью, тоже относилась недружелюбно.

– Да, Снежинка.

– Хочешь, я плюну ему за шиворот?

– Это кто тебя такому научил?!

У Зарины заалели щеки, но и без того становилось понятно, кто. Снежана росла без друзей, Михаил запрещал ей общаться с детьми прислуги, а с детьми аристократии она не общалась по понятной причине. Пожалуй, он мог бы надавить и заставить общество ее признать, но его полностью устраивало положение дел. Впрочем, как и меня. Следить за тем, чтобы Снежану не обидели науськанные матерями (подругами Катерины) дети было бы гораздо сложнее.