Возмездие
Шрифт:
Иосиф Виссарионович предложил другу пост секретаря ЦК с обязанностями по национальному вопросу. Киров отказался.
— Сбегать из Ленинграда? Ни за что! Я же там наобещал. И вдруг… Нет, пока всего не сделаю, не двинусь с места.
На замечание Сталина, что место пустым не окажется, подберут хорошую кандидатуру, Киров возразил:
— А если он окажется белоручкой? Ты даже не представляешь, о чем у меня сейчас голова болит. Канализация! Революцию свершили, а отхожие места — как при Петре. Выгребные ямы, бочки, золотари. Ну, это нормально? Не сделаем — захлебнёмся.
В тот день, рассказывая о поездке в Казахстан, Мироныч ни словом не обмолвился о том, что едва не погиб: его автомобиль на совершенно ровной дороге вдруг опрокинулся в овраг.
Это вроде бы случайное дорожное происшествие теперь обрело в глазах Сталина зловещий смысл, «Покушались ещё там. Прицеливались… Выстрелить же удалось лишь в Ленинграде».
В скудном свете начинавшегося дня правительственный поезд подлетел к Ленинграду. На перроне гулкого громадного вокзала приехавших встречало всё местное начальство. Штатские стояли без шапок. Лица у них были потерянные. Начальник Ленинградского управления ОГПУ Филипп Медведь держал руку под козырёк фуражки. Его шинель была туго перетянута ремнями.
Из вагона, где находились сотрудники ОГПУ во главе с Ягодой, выскочили военные и выстроили стенку, отгораживая приехавших от встречавших. Все они держали в руках наганы. Лица их были полны решимости отразить любое нападение.
Мгновенно установилась атмосфера ожидания неминуемого покушения.
Сталин, в фуражке и длинной шинели, спустился на перрон и медленно оглядел встречавших. В наступившей тишине слышалось лишь пыхтенье уставшего паровоза. Размеренным шагом Сталин приблизился к Медведю, остолбеневшему с рукой под козырёк, и вдруг наотмашь хлестнул его перчатками по лицу.
Длинная кавалькада автомашин, издавая тревожный общий рёв, понеслась по Невскому. Испуганные прохожие шарахались к стенам домов. Не сбавляя хода, машины вылетели к ажурной ограде Смольного и, визжа колёсами, круто сворачивали в широко распахнутые ворота.
Первым выскочил Ягода. Он вскинул наган и заорал: «Стоять всем! Не двигаться!» Затем он повёл приехавших москвичей по широким коридорам Смольного. Стучали торопливые шаги. Тесной кучкой шли Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов. За ними торопливо семенил крохотный Ежов. Завидев кого-нибудь в коридоре, Ягода угрожающе кричал: «К стене! Стоять!»
Иосиф Виссарионович прошёл в кабинет Кирова.
Рабочий стол друга был завален документами. Отдельной стопкой лежали книги и журналы. Не вынимая из карманов рук, Иосиф Виссарионович прочитал на журнальной обложке: «Горючие сланцы». Среди книг он узнал справочник Хютте. В стопке также находились пособия по минералогии, геологии, лесному делу. Все эти мелочи напоминали о пристрастиях убитого хозяина. Не укладывалось в голове, что Мироныча нет в живых. Ещё позавчера… да что там — вчера ещё он с головою был в работе. А… вот же!
Растерянный Чудов, вконец потерявший голову
— Давайте его, — распорядился Сталин.
Он сидел на простом канцелярском стуле и, волнуясь, усиленно раскуривал трубку. Рядом с ним, за плечом, поместился Ворошилов. Из всех, кто находился в кабинете, сидели только они двое.
У них за спиной стояли Чудов, секретари губкома, Молотов и Жданов. Среди них совсем потерялся маленький Ежов.
Справа у стены плотной кучкой держались чекисты, в гимнастёрках с петлицами, в тугих ремнях. Филипп Медведь, неузнаваемо постаревший, горячечно блестел глазами. Лицо Ягоды, с крохотной полоской усиков под самым носом, выражало лихорадочное напряжение.
Дверь распахнулась и головы всех разом повернулись. Возникла небольшая пауза. Двое чекистов держали за локти какую-то неприглядную истрёпанную куклу, а не человека. Убийца выглядел ничтожным, жалким. У него были обезьяньи руки до колен, короткие ноги и чурбаковатое удлинённое туловище. Явный вырожденец… Иосиф Виссарионович набрал в грудь воздуха. За время своих многочисленных арестов, тюрем, ссылок он достаточно повидал всевозможной человеческой нечисти. Этот убийца был настоящим слизняком. Что же заставило его стрелять в чудесную, полную великолепных планов, голову Мироныча? И поднялась же у подлеца рука!
В минуты гнева нижние веки сталинских глаз приподнимались, отчего взгляд его становился, как у тигра перед броском. Николаев несколько раз вскидывал голову и снова ронял. Длинные неряшливые волосы в беспорядке рассыпались по бледному нечистому лицу.
Сталин заговорил, но голос его моментально треснул и сел.
— Зачем… — проговорил он низким тягучим голосом. Внезапно Николаев рванулся из рук конвоиров, рухнул на колени и протянул к Сталину длинные обезьяньи руки.
— Это они… они! — закричал он и тыкал в невозмутимую группу затянутых в ремни чекистов.
И здесь последовала безобразнейшая сцена, которой никто не ожидал.
Чекисты дружно сорвались с места и принялись остервенело бить, пинать, топтать валявшегося Николаева. О Сталине было забыто. Приехавшие из Москвы оказались здесь посторонними, лишними. Мелькали служебные начищенные сапоги, раздавалось напряжённое сопение. Дородные, с широкими ремнями на толстых животах, они задыхались и бормотали грязные ругательства сквозь оскаленные зубы.
Внезапно из-под топочущих сапог раздался тонкий звериный вой и полетел по коридорам Смольного.