«Возможна ли женщине мертвой хвала?..»: Воспоминания и стихи
Шрифт:
До сих пор вопрос о комнате меня не занимал. До переезда к Борису у меня была своя комната, которой я лишилась потому, что ее пришлось отдать из-за моего долгого отсутствия. Когда я вернулась, комната была мне не нужна — сначала я была у мамы, потом мне поставили кушетку к Асе, я имела свои ящики для вещей, свои крючки в шкафу для платьев, и мне было этого довольно. Когда же по возвращении из Мурманска передо мной и Львом встал вопрос о помещении, нам обоим было все равно, где, какая комнатка, лишь бы быть вместе.
Превращение кухни в комнату состоялось без особых размышлений, просто заявили о своем желании убрать плиту, и правление дома очень скоро прислало печника, чтобы ее разобрать. Так мы очутились в нашей каютке, где всё было сделано мной самой. Теперь же, когда мне снова предстояло провести со Львом осень и зиму, я задумалась — прошел почти год с нашего знакомства, и мне казалось, что пора расширить рамки нашего быта. Все эти вопросы встали передо мной сразу же по приезде и нисколько не улучшили моего настроения.
Вечером, чтобы развлечься немного, мы пошли на «Крышу», выпить кофе и потанцевать. Первым, кого я увидела, был Х[ристиан] с хорошенькой дамой весьма знакомого вида и с толстым розовым иностранцем. Он подошёл ко мне и пригласил танцевать,
429
Багратион-Мухранская Марина Диодоровна (1910-е — не ранее 1993) — приятельница X. Вистендаля. Происходила из семьи Багратион-Мухранских и Трубниковых, владельцев усадьбы Трубников Бор близ Любани. Впоследствии близкая знакомая М.М. Зощенко и его соседка по так называемой писательской надстройке дома № 9 по каналу Грибоедова. Работала в регистратуре поликлиники Союза писателей СССР (ул. Ленина, 34). В1993 г. М.Д. Багратион-Мухранская посетила открывшийся музей-квартиру М.М. Зощенко на канале Грибоедова. Принимала участие в телепередаче о писателе (сообщено К.С. Кузьминым).
Я уехала домой с очень грустным чувством. Я чувствовала себя ненужной, старой, отжившей. Я завидовала этой глупенькой грузинке, которой Х[ристиан] оказывал явные знаки внимания, быть может целовал теперь с большим увлечением, чем некогда меня. Я все лето втайне еще надеялась, что застану моего друга свободным и смогу встречаться с ним иногда, так — посмотреть, поговорить, чисто по-дружески, но в первый же вечер по возвращении я оставила эту мысль. Мне было грустно, но почти не больно. Я сознавала, где мое настоящее место, на что я могу ещё рассчитывать, и кому я нужна. И то, что я нужна была Аське, Льву, казалось мне достаточным, чтобы жить. «Моя личная жизнь кончилась, если она была когда-нибудь», — думала я.
Я стала искать работу, чтобы улучшить наше хозяйство, мне предлагали разные должности и между прочим — кельнерши во вновь открывавшемся кафе при гостинице «Астория» [430] . Мне сказали, что известят, когда надо будет сказаться дирекции, ожидаемой из Москвы, и я действительно получила открытку с приглашением явиться. Это были настоящие смотрины, какая-то ярмарка невест. Стадо хорошеньких девушек загнали сначала в общую ожидальню, а оттуда вызывали по одной в кабинет директора. Там сидела целая комиссия. Каждую расспрашивали о возрасте, прежней работе, интересовались, не боится ли она предстоящих трудностей. В результате этих смотрин было забраковано большинство. Оставшиеся 10–12 были действительно лучшими. Я оказалась среди них.
430
Построенная в 1911–1912 гг. архитектором Ф.И. Лидвалем, «Астория» до 1917 г. была одной из лучших гостиниц в Европе. Здесь был зимний сад, прекрасно оборудованная кухня, ресторан, кафе, банкетные залы, а также библиотека и комфортабельные номера. «Почему она пошла работать в “Асторию”, мне она не говорила. Решила пойти — и все. С мнением окружающих она никогда не считалась», — вспоминала Е.В. Масловская (Готхард Н.Л. Об Ольге Ваксель… С. 169).
Я не относилась серьезно к возможности работать в кафе, но раз все так легко сложилось, решила попробовать. Эта работа привлекала меня только тем, что оставляла совершенно свободной голову, не будучи сама по себе слишком трудной физически [431] . Я думала, что если я могу дома по пять раз в день не только подавать, но и готовить и мыть посуду, то здесь мне придется только подавать, при этом в приятной обстановке и без забот о своем питании. Асю я устроила на пансион к соседям [432] , Лев ел на службе. Но первый же день оказался настолько тяжел и неприятен, что, придя домой ночью, я плакала навзрыд, уткнувшись в плечо Льву, и он, ради которого я это все делала, уговаривал меня бросить «Асторию». Но первый день так и остался самым тяжелым. Нас собрали в 12, только в 3 произошла последняя примерка, а открытие состоялось в 8. Перед этим нам пришлось помогать заканчивать уборку зала, носить цветы по столикам, перетирать ножи и хрусталь. Наконец, заиграла музыка, и стали появляться первые посетители. В меню стояло множество вещей, и пока ресторан не был еще открыт, в кафе можно было есть с 9 утра до 3-х ночи.
431
Об этом периоде А.А. Смольевский писал так: «Поступив работать в “Асторию”, мама меня взяла туда один-единственный раз, когда кафе еще “не вступило в строй” и в нем лихорадочно велись работы перед открытием. <…> Мама показала мне зал, отведенный под кафе, где уже были расставлены столики, сверкали люстры и устроена была эстрада для музыкантов. Я несколько раз просил маму взять меня с собой — мне хотелось послушать музыку. <…> Изредка она приносила домой куски великолепного торта с грецкими орехами и кофейным кремом или пирога с курицей… Однажды вечером, когда я уже укладывался спать, она вошла в мою детскую в своей форме кельнерши кафе — белой блузке, черной юбке с кружевным передничком. “Какая ты красивая!”” — сказал я восхищенно. — “Да, говорят…” — улыбнулась мама. — “А ты очень устаешь?” — я видел, какие тяжелые подносы с множеством тарелок таскают официантки в “Ленкублите” — писательской столовой… — “Очень устаю. Пока идешь по залу — шагом, а по коридору до кухни и обратно — уже бегом”» (коммент. А.С.).
432
О пансионе у соседей говорят и пояснения А.А. Смольевского: «Чакиры, наши соседи по лестничной площадке (черного хода), к которым мама определила меня столоваться (в свой очаг я после возвращения из Владивостока и перенесенного летом 1931 года
Моими первыми клиентами были два немца, набравшие блинов и всякой всячины рублей на 50 и оставили на чай… двугривенный. Это было очень характерно и противно. Я сама никогда не оставляла меньше 15–20 % счета, хотя бы шла потом домой пешком. Я считала, что это безобразно заставлять человека бегать по 20 раз по всяким пустякам, а потом дать ему двадцать копеек — лучше ничего. Несколько девушек ушли в первый вечер, одна даже в первые же часы. Она вывернула блюдо с котлетами кому-то на колени, но еще в кухне. И так расстроилась, что ушла. Я не делала ошибок более крупных, чем, например, положить вилку зубцами вниз или повернуть ручку кофейной чашки влево, а не вправо. Моя большая ресторанная практика помогла мне правильно выбирать рюмки для разных вин и красиво раскладывать гарнир на тарелке.
Наше ближайшее начальство — три сумасшедших старца, как я называла их первое время, оказались очень милыми, особенно заведующий рестораном, барон В. [433] , бывший наш посланник в Испании. Это был просто очаровательный человек, в которого я просто влюбилась, как и все, впрочем, несмотря на его 70 с лишним лет. Мое скромное знание языков [434] пригодилось первое время, когда бывало довольно много иностранцев. Особенно немецкий. Немцы просиживали целые вечера за пивом, иногда за одной бутылкой. Англичане и американцы бывали, преимущественно па утрам, и не желали есть яиц месячной давности, хотя других в «Астории» не было, и быть не могло — эти яйца, брак экспортных, совершали длинное путешествие, прежде чем достигли «Астории». «Мы заткнём за пояс “Европейскую”», — хвастались директора, в действительности хвастаться было нечем, а наоборот часто приходилось краснеть, когда гости отсылали назад в кухню недостаточно горячий кофе или прокисшие сливки.
433
Врангель Николай Платонович — барон (1860-19?). Получил высшее образование, был дипломатом в Министерстве иностранных дел; с 1918 г. служил в учреждениях и промышленных организациях. В середине 1920-х годов был арестован и выслан Нижний Новгород, где с 28 марта по 27 июля 1928 г. находился под стражей. После освобождения дело прекращено. По мнению Е.В. Масловской, «очень представительный, породистый. Настоящий барин» (Готхард Н.Л. Указ. соч. С. 169). Врангели фон — баронский род датского (по другой версии шведского) происхождения, переселившийся в XII в. в Эстляндию. К концу ХIX в. в России насчитывалось около 40 самостоятельных ветвей рода.
434
При своих способностях к иностранным языкам О. Ваксель, по воспоминаниям Ю.Ф. Львовой, отказывалась учит английский, о чем пожалела, начав работать в «Астории». «Мало ли что не хотела!» — парировала она объяснения матери. — «Выдрала бы меня, и прекрасно выучилась бы!» (коммент. А.С.).
Первые дни все были заняты каждый день и буквально валились с ног, потом переменили расписание — стали ходить через день в две смены по 14–17 часов, но это было не лучше. Без привычки к такой работе, целый день на ногах в нервном напряжении, чтобы все успеть, все заметить, я так уставала, что весь свой свободный день пролеживала. О хозяйстве не могло быть и речи. Льва, если он не приходил вечером пить кофе и ждать меня, чтобы отвести домой, я не видела вовсе. Много денег и много тортов — вот все, ради чего я работала. Ежедневные обиды — мои и других, — накоплялись. Большинство кельнерш были из хороших семей, по крайней мере первое время, ни одной профессионалки, поэтому роль прислуги они так и принимали как «роль» — 5 или 6 из них снимались в кино, и это облегчало им их самочувствие.
Каждый день бывали маленькие развлечения, приходили знакомые то к одним, то к другим. У меня каждый день был кто-нибудь. Одни удивлялись, увидев меня здесь, другие приходили специально, чтобы посмотреть, как я работаю. Все эти люди вызывали самые различные чувства своим появлением. Особенно неприятно было встречать людей с кинофабрики или моих партнеров из «Европейской». Хороших знакомых, как Лелю Масловскую, приходившую с мужем [435] , или друзей Льва я приветствовала как своих спасителей, особенно если было много народа, я их сажала за свой столик и ничего не давала целый вечер, если бывала занята. Приходил Анатолий, всегда навеселе, один раз, к сожалению, без меня, он так накачался, что заснул за столом, и когда его подняли — свалился во весь рост. Рассказывали, что его несли 6 официантов и кричали: «Да здравствует Красный флот!» (Анатолий был в форме.) Его отнесли в номер к знакомым инженерам, и он пришел в себя только на следующий день.
435
Друзья и знакомые, посещавшие кафе, неоднозначно относились к работа О. Ваксель. Например, А.А. Попов, как запомнилось А.А. Смольевскому, категорически запретил жене следовать примеру подруги. «Тетя Леля рассказывала о том, как Лютик поступала на работу в гостиницу “Астория”. “Андрей Афанасьевич меня предупредил, чтобы я и не думала сделать то же самое” (маме она тогда при мне сказала: “Я бы тоже туда пошла, но боюсь, что меня не примут”); он не хотел рисковать своим положением на службе: “Ты знаешь, что со мной тогда будет?!”» (коммент. А.С.).