Возраст Суламифи
Шрифт:
– И как она отреагировала?
– «Забирай», говорит. У меня сразу как гора с плеч свалилась. Нет, ты пойми, – заторопился Климов, – моя жена – баба неплохая, но дочку не любит. Деловая, вся в работе – риелтором работает, – а ребенок ее раздражает.
Он рассказал, как Настя разбила стекло в кухонной двери.
– До сих пор, как вспомню – прямо страх берет. Отстает она, другие девчонки в ее возрасте уже болтают вовсю, только что не пишут, а она до сих пор лепечет.
– У нее речь уже на подходе, не волнуйся, –
Климов усмехнулся из солидарности, хотя его снедала тревога. За обедом его Настя покажет себя во всей красе. Всегда капризничает за столом.
– У нее есть аллергия? – деловито спросила Лина, зажигая плиту и выставляя кастрюльки и сковородки. – Может, ей чего-нибудь нельзя?
– Все ей можно, – вздохнул Климов, – только она ничего не хочет. Капризная. Это у меня в детстве была аллергия на молоко – гиполактазия, а мама… – Он хотел сказать «сердилась», но в последний момент средактировал версию: – огорчалась.
– Тебя тоже с ложечки покормить?
– Да нет, спасибо, я сам.
– Ладно, но сначала дети. Эй, бригада, – позвала Лина, ловко расставляя по столу расписные небьющиеся тарелочки, – перерыв на обед!
Привычный к ритуалу Витя послушно оставил игру и пришел в кухню. Настя потянулась за ним. Лина заставила обоих вымыть руки. Климов усадил дочку на колени, но она, увидев еду, тут же начала вертеться и хныкать.
– Нет, так не пойдет. – Лина забрала у Климова девочку, бросила через плечо: – Покорми Витю.
Витя оказался не капризным, даже ложку умел держать сам, ему только нужно было немного помогать, чтоб не проносил мимо рта: координацию рука – рот слегка заедало. Климов с интересом следил за развитием событий на женской половине.
Лина усадила Настю к себе на колени и спросила:
– Ты есть не хочешь?
Девочка яростно замотала головой.
– Ладно, есть не будем. Покажи-ка мне лучше, как ты делаешь «ам». Ну-ка раскрой рот пошире! Еще шире! – Лина впихнула в широко открытый рот ложку куриного бульона с вермишелью. – А теперь – ам!
Настя проглотила бульон.
– Неплохо, – одобрила Лина. – Ну-ка, для закрепления успеха еще раз – ам! Молодец… И еще разок… А теперь большой-большой ам! Вот так… Умница… Теперь котлетку… Ну мы же не едим, мы играем в «ам». Вот смотри, как Витя умеет. Но ты же тоже умеешь! Давай-ка – ам!
На этой нехитрой уловке было съедено прямо на глазах у Климова и первое, и второе. Компот прошел сам собой без особых капризов.
– Паси…
Это означало «спасибо».
– А теперь детям нужно спать, – распорядилась Лина. – Но сперва зубы чистить и на горшок.
– Я зубную щетку забыл, – спохватился Климов.
– Ничего, у меня есть запас, я их оптом закупаю. Все равно раз в три месяца менять. Настенька, смотри,
И Лина протянула Насте новенькую красную щетку с круглой бомбошкой на конце, скалящейся, как деревянный солдат Урфина Джуса. Климову всегда казалось, что дети должны пугаться этих страшных рож, но Настя хватко сжала щетку в кулачке.
Санобработка и оправка были проделаны по-военному четко.
Лина уложила обоих в стоявшую в детской двухъ-ярусную кроватку, приговаривая:
– Порядочные люди должны с детства привыкать спать на нарах. Витенька, ты ложись в Митину кроватку, хорошо? Ты же хотел в Митину кроватку? А Настеньку мы внизу положим…
Она мгновенно постелила чистое белье, раздела и уложила девочку. Задернула плотную шторку на окне. Витя потребовал «каску», и Лина тихим, чуть напевным голосом принялась рассказывать про доброго волшебника Оле-Лукойе, который приходит к послушным детям и раскрывает над ними радужный зонтик… Через две минуты дети уже спали.
– Ты прямо как этот… – завистливо вздохнул Климов. – Ну этот… Фамилию забыл. Ну… который главный по педагогике.
– Ушинский? Коменский?
– Нет, итальянец какой-то.
– Монтессори? Кстати, это женщина.
– Да нет, еще какой-то был… Вертится на языке, а вспомнить не могу. Я вообще жутко темный. Вот у тебя книги… – Климов взял одну наудачу. Из нее торчали аж четыре закладки. – Выготский. Имя вроде знакомое, а кто такой, не знаю.
– Ну мы Выготского по психологии проходили в институте. А тебе зачем забивать голову? Тебе же это не понадобится. Зато ты в технике разбираешься, а я два на два столбиком умножаю.
А я простой советский Песталоцци,И мой товарищ серый брянский волк… —тихонько запела Лина на мотив песни Юза Алешковского.
– Вот! Вспомнил! Песталоцци! – обрадовался Климов.
– Он не итальянец, он швейцарец.
– Ну прости. Я ж говорю – темный. Тундра неасфальтированная.
– Хочешь, чтобы я тебе стала нянечкой?
– Я хочу, чтобы мы поженились, – напрямую выложил Климов.
– А ты не слишком торопишься? Пошли пока поедим, – предложила Лина. – Ты, по-моему, еще не разведен.
– Вопрос времени. – Климов проследовал за ней на кухню, где опять замелькали кастрюли, сковородки, тарелки, приборы. – Лина, я серьезно.
– Ты меня даже не знаешь.
– Знаю. Если хочешь знать, я на тебя сразу запал, когда ты переводить пришла.
– Не смеши. – Лина выставила перед ним на стол тарелку супа. – Ты на меня волком смотрел с самого начала.
– Да я боялся, что ты переговоры сорвешь.
– Это с какой такой стати я должна переговоры сорвать? – возмутилась Лина.