Возрождение

Верещагин Олег Николаевич

Славка остановился, так и стоял молча. Он не знал, что ему делать. Попросить убрать оружие? Просто положить вещи, и все? Внутри противно сжималось и икало. Славка понимал, что с каждой секундой опускается в глазах обитателей общежития ниже и ниже. Но делать что-то просто боялся. И не мог себя заставить.

– Ты можешь уйти, – неожиданно спокойно сказал тоже бритый наголо мальчишка с серьезным взглядом, в котором Славке, бывшему уже в полном отчаянье, почудилась – или не почудилась? – капелька доброжелательности. Ему было лет десять, может – чуть больше, но уверенности и спокойствия в нем хватило бы на сотню Славок. Он сидел дальше через кровать, отложив какой-то учебник, вроде бы по физике – он что, старше, чем кажется? – и наблюдал за происходящим.

– Куда? –

почти всхлипнул Славка, вообразивший, что ему придется убираться из поселка… куда?! В тот промороженный мертвый ужас?! Одному?! Уйти?! Нет, нет, только не это! Все, что угодно, только не это! – Мне некуда…

– Да не из поселка. – Бритый угадал его мысли, наверное, открыто проявившиеся на лице. – Наоборот – в поселок. Тебя запросто возьмут куда-нибудь в семью, и все. По-моему, тебе не стоит пытаться стать кадетом.

– Еще бы, – фыркнул желтоглазый и плюхнулся на кровать, стоящую напротив Славкиной. – Не хватало спать рядом с педулькой. Эй, его же имели… – Желтоглазый победно огляделся, как человек, сообщающий очень забавную новость… но на этот раз и ему отвечали равнодушные взгляды, а бритый спокойно сказал:

– Заткнись, Борь. Никому нет никакого дела до того, что с кем было.

Видимо, предупреждение, хоть и высказанное почти безразличным тоном и от явно младшего по возрасту, было серьезным и весомым, потому что желтоглазый не стал развивать тему. Славка, впрочем, и не понял, что именно про него сказали, он продолжал стоять, настороженно и испуганно озираясь.

Однако Боря и не отстал.

– Да какой из него кадет? – продолжал он. – Видно же, что он трус! – Славка покосился на бритого, в душе надеясь, что тот заступится… что ему стоит-то?! Но тот уже читал свою книжку – точно, учебник физики за 8-й класс… – Трус и маменькин сынок. Ну что, эй ты, как тебя, зови мамочку, может, она вылезет из могилки и при…

Дальнейшего Славка уже не слышал. Внезапно у него в ушах забурлила – точно как в ванной, когда играешь в водолаза, – невесть откуда взявшаяся вода, а в голове разорвалась упругая, звонкая бомба ярости. Нахлынувшее чувство было ужасным, ликующим… облегчением. С диким низким ревом взбешенного животного Славка, уронив свертки, бросился на мгновенно вскочившего желтоглазого.

Они сцепились. Славка получил с ходу страшный удар каменно-крепким кулаком под дых и повалился в проход, но в какой-то сияющей, ранее никогда не испытанной ярости рывком за ногу, почти не дыша – дышать не получалось, – повалил желтоглазого, и очень удачно. Тот стукнулся бы затылком о край тумбочки, но с кошачьей тренированностью выставил локоть. Однако, видимо, ушиб его так, что рука повисла, теперь он сидел, придерживая ее. Со всхлипом вздохнув, Славка, слепой от гнева, передвинулся ближе к противнику и впервые в жизни ударил кулаком, попав в скулу. Пальцы разжались от боли (почему-то Славке всегда казалось, что больно только тому, кого бьют… нет, и наоборот – тоже!), однако желтоглазый откинулся от удара назад и приложился-таки затылком о тумбочку. Крепко, даже глаза, как в дурацком мультике, «сошлись в кучку». Славка ударил его левой, но на этот раз мальчишка уклонился, и Славке показалось, что оторвалась его собственная кисть, так как он со всей дури вмазал в дверцу тумбочки. В следующий миг прилетели почти сразу два удара – сбоку по шее ребром кисти, словно топором… и кулаком по локтю правой руки. Мир вокруг повернулся с тошнотной плавной быстротой… и Славка пришел в себя лежащим на кровати. Вокруг стояли, пересмеиваясь – как ни странно, это было не обидно, – почти все обитатели общежития. Желтоглазый сидел на своей постели и, морщась, тер локоть, озабоченно шевеля пальцами. Бритый, опершись о Славкину кровать коленом, показывал ему ладонь:

– Сколько пальцев?

– Отвяжись! – рявкнул Славка, пытаясь встать, но его удержали, со смехом, решительно, но опять же не обидно ничуть… и он ответил: – Пять.

– Держи все, – бритый протянул ладонь. – Игорь Третьяков.

Славка сел. Недоверчиво посмотрел на руку. Зыркнул на желтоглазого,

кивнул на него:

– Что он там про… мою маму говорил?

– Борь, – бросил, не поворачиваясь и не опуская протянутой ладони, Игорь.

– Извини, – сказал тот. Кажется, искренне.

Славка помедлил и пожал руку Игоря.

– Славка Аристов. Вячеслав то есть.

– Познакомились, – кивнул Игорь и стал собирать с пола Славкины вещи. Другие тоже, прежде чем начать расходиться, подобрали свертки, попавшиеся под руку, побросали на кровать. – Ну, давай помогу устроиться.

Славка покосился на желтоглазого Борьку. Тот на Славку не смотрел – уселся со скрещенными ногами на своей кровати и снова занимался автоматом. Оказывается, драться не так уж страшно. «Страшно только сперва, пока не начал», – подумал Славка. Игорь между тем уже разбирал вещи, и Славка, спохватившись, взялся ему помогать.

– Вот эта тумбочка твоя. – Он кивнул на одну из двух, ближнюю к Славкиной кровати. – Там можно держать все, что угодно. Кроме еды и боеприпасов. Еду тут, в спальнике, вообще держать нельзя, только сухпай, когда выдают, и во время завтрака-обеда-полдника-ужина… а для боеприпасов – вон места, на полке над головой. А обувь около кровати. Вот тут, чтобы сразу под ногами была.

Обувью были странные мягкие сапоги… валенки, вспомнил Славка. Это валенки называется. «Валенками» и «ватниками» у них в лицее насмешничали и ругались, если кто-то был тупой или слишком простой. Славка с неприязнью рассмотрел валенки… и вдруг понял, что они ему нравятся. Во-первых, они были не похожи на те, что он видел на картинках. Эти оказались ладные, серовато-белые, обшитые кожей. Легкие еще они были.

Остальной одежды немного, даром что в руках казалась большая охапка. И вся – по размеру. Непривычно широкие синие трусы, тонкие носки, черный простенький спортивный костюм и кеды, черно-белые, Славка надел еще в том помещении, где их выдали («Это каптерка, – пояснил Игорь. – Короче, склад»). Еще одни трусы, еще пара тонких и две пары высоких носков – грубых, колючих, но, наверное, теплых. Две серые водолазки, серо-зеленый свитер. Белье – бежевое, теплое, с плотными манжетами-резинками на запястьях и щиколотках; на штанах – идиотская прорезь спереди. Куртка и штаны – табачного цвета, с накладными карманами. Теплые, хотя и тонкие, трехпалые перчатки на приятном шелковистом меху (как будто гладишь зверька). Шапки не было совсем, но у тяжелой белой куртки-парки оказался капюшон-труба с меховой оторочкой. Ватные стеганые штаны, тоже белые. И большой рюкзак с белым клапаном-покрытием. Еще – два полотенца, белых, жестких, большое и маленькое, коробка с зубной щеткой, расческой (ха-ха!) и ярким тюбиком пасты с нарисованным Чебурашкой. И два куска мыла – одно простое, с резковатым неприятным запахом, а другое – зеленоватое, в прозрачной упаковке, пахнущее очень приятно. Три толстые тетради, странная ручка и большой баллончик с… чернилами, кажется. Пластмассовая оранжевая линейка, несколько разного цвета карандашей.

Вот и все.

– Учебники завтра возьмешь в библиотеке, там знают, какие надо, – сказал Игорь, следя, как Славка раскладывает последние вещи.

– А тут библиотека есть?! – обрадовался Славка. Ему почему-то казалось, что тут разрешают читать только учебники. Зачем солдату читать разные бесполезные книжки?

– Есть, конечно, – кивнул Игорь. – Только читать что-то не по урокам почти нет времени. А так есть, как не быть. И кино показывают.

– Кино?! Врешь!

– Почему вру, – Игорь не обиделся, – показывают. Разное. Сам увидишь. И, кстати, оружие тоже завтра получишь.

– Оружие?! – опять изумился Славка.

Игорь ответил ему таким же изумленным, но по другой причине, взглядом:

– Ну да… Автомат тебе, наверное, дадут новый. Автомат Толича у меня. – Игорь отвел взгляд, потом пояснил: – До тебя тут Толич спал. Толик Зернов в смысле. Мы дружили, хотя он старше был. Но его три дня назад убили на форпосту. Мы думали, что Северин как вернется – кого-нибудь из поселковых приведет или даже открытый конкурс объявит. А тут ты. Наверное, ты ему чем-то понравился.