Возрождение
Шрифт:
– А ты тоже хочешь стать витязем? – Славка хотел свернуть в коридор, в конце которого лязгала сталь и плясали отблески живого огня, но Лесь его удержал:
– Стой, туда можно только кадетам и витязям. Там Огонь… – Он сказал это как-то… с большой буквы. Торжественно и как о живом существе. Славка побоялся спросить, что и как, а Лесь продолжал: – Я раньше хотел стать летчиком. Или фээсбэшником, как папа. Летчиком не получится, наверное, теперь – погода нелетная. – Вид у Леся был серьезный, и Славка, внимательно слушавший, не смог понять, шутит он или всерьез, – а фээсбэ нету. Придется
– А твой… – Славка не стал говорить дальше, но Лесь понял:
– Жив. Он сейчас в Великом Новгороде. А мама и сестренки… младшие… они – тут. Ты что, Славка?
Что? Славка с трудом удерживался от слез. С трудом. Еще немного… и сейчас… и не помогает спасительная мысль, что «я только вчера родился и ничего не было раньше…». Если начнется, то уже не остановить…
– Иди сюда. – Лесь усадил его на диванчик в каком-то закутке – очень мирный такой, довоенный диванчик. Сел рядом. – Плакать будешь? Я не скажу никому.
– Я… – Славка сунул руки под мышки. Помотал головой: – Не. Не буду. Просто…
– Завидно и обидно, что у меня все живы? – понимающе спросил Лесь. Славка честно кивнул. Сил хватало только на то, чтобы не зареветь, на благородный обман сил не было… – Понимаю я все. Ну вот такая случайность случилась. А теперь все от нас зависит.
– Что? – с трудом выговорил Славка. – Чтобы маму вернуть? Она умерла. Не верну я ее. Даже если в узел завяжусь… – Он тоскливо вздохнул и стукнулся, уронив руки, затылком о стенку. Зажмурился.
– Других мам спасти, – серьезно ответил Лесь. – Научиться воевать и сделать так, чтобы у других ребят их не убивали. Это и будет честно. А если ты хочешь, чтобы всем было плохо, раз тебе плохо, то тебе лучше уйти к бандитам.
– Людей есть? – вяло усмехнулся Славка.
– Лучше людей есть, чем жить среди них и втихую ненавидеть, Славка. Вот такая история… – Лесь встал, заставил подняться и Славку и вдруг спросил: – Хочешь по выходным к нам приходить? Мама будет рада. Правда.
Славка посмотрел на него удивленно. И благодарно. Помолчал, покачал головой отрицательно:
– Не надо. Ты не думай, я тебе очень…
– Ясно, – грубовато оборвал Лесь. Но грубость была незлой – так кончают разговор, чтобы не наговорить лишних сентиментальностей. – Пошли тогда дальше. Но так, на всякий случай запомни: я предложил, предложение в силе всегда.
– Ага. – Славка кивнул и тут же спросил: – Слушай, а если витязь придет в поселок и скажет… ну… – он немного покраснел, – скажет: «Я хочу вот эту женщину!» Что тогда?
– Если она не замужем и согласится – то пожалуйста, – ответил Лесь.
– А если она не согласна, а он ее… ну… как бы… – Славка замялся.
– Изнасилует? – буднично закончил Лесь.
– Ну… д… да.
– Наверное, его убьют сами поселковые. А если не смогут – то казнит Круг. Только я про что-то подобное никогда не слышал. Ни у нас, нигде.
– А если витязи хотят забрать мальчишку сюда, а родители против? – Славка проводил взглядом женщину, которая несла запеленутого грудного ребенка – с очень целеустремленным видом, надо сказать, как у себя дома.
– Против – значит, против. – Лесь пожал плечами. –
– Принадлежит? – не понял Славка и уточнил: – Как вещь, что ли?
– Ну… да, – кивнул Лесь. – Почти как вещь. Ребенка из семьи можно забрать силой, только если родители изменники Родины или если доказано, что они его либерально воспитывают или издеваются, мучают, там, ради своего удовольствия… Но я и про такое давно не слышал. Даже с обезличками их детей почти всегда оставляют. Ты просто сам подумай – ребенок ведь не может быть ничей. Он или родителей – или чей-то еще. А чей? Или сам по себе?
На этот вопрос Славка не смог ответить. Но совершенно точно он не хотел бы оказаться «сам по себе». И никому бы такого не пожелал. Лесь продолжал:
– Это раньше такое делали специально – чтобы детей с родителями ссорить. Ну, внушали им, что они вроде бы «сами по себе самостоятельные люди». А на самом-то деле и тогда за всеми детьми постоянно был контроль, только не родительский, а – государства. Я это дело на себе испытал… – Лесь опять неприятно усмехнулся [7] .
7
См. повесть Валентины «Ленты» Ососковой «Лесь с Ильинки-улицы».
– Но ведь любое государство людей контролирует, – осмелился заметить Славка.
Лесь кивнул:
– Ага, кто спорит? Но зачем тогда, во-первых, врать про свободу? Она какая получалась свобода – на родителей чихать ты можешь, а на какого-нибудь гада-чиновника попробуй чихни, даже если он тебя силой из дома тащит. Что родители говорят – ты можешь не слушать, а что какой-нибудь чмошник с корочкой твердит – слушать будь обязан. А во-вторых… Славка, у нас если и считать, что есть государство – то оно хорошее. Не потому, что мы так говорим, а просто так на самом деле и есть. И на самом деле оно людей очень мало контролирует. Защищает и организовывает. Но не контролирует. Если человека везде контролируют, то значит, ему не верят или он раб. Или и то и другое. Вот так.
Славка внимательно слушал и машинально кивал. Картинка выстраивалась логичная и понятная, хотя и жесткая. Он честно пытался найти в уме альтернативу, но ничего не получалось.
– А кто все-таки самый главный? – уточнил он. – Ну… президент или там… царь, я не знаю…
– Самый главный? – Они шли полутемным коридором, где то ли проводили ремонт, то ли устроили склад. – Романов Николай Федорович – это наш вождь. Я, правда, пока его не видел ни разу, он живет на Дальнем Востоке. Радиосвязь иногда бывает, но очень плохая. А так, говорят, там настоящая страна, не как у нас – отдельные поселки, а даже поезда и автобусы ходят. И снега меньше, и мороз не такой сильный. Это он создал РА – ну, Русскую Армию, витязей. И еще говорят, он скоро сюда приедет. Собирается. Ну, я так слышал, что приедет, – уточнил наконец Лесь ситуацию. – Объединяться плотно, договариваться… А то, видишь, мы ведь только отбиваемся…