Возвращение домой
Шрифт:
– Держи, деточка, маму за руки крепче… Мамины руки силу дают…
Не мог он помнить, как А-лата делилась с ним своей силой, помнил лишь прикосновения её заботливых, почти материнских ладоней.
Не знал он об этой способности ларинов: питать других своей силой, – но неосознанно, почти инстинктивно пытался сделать это.
Смог ли он помочь? Не мог он этого знать. Только ловил ускользающий, очень слабый пульс, и ни о чём другом больше не думал.
Остался таким же неподвижным, даже когда появились вокруг люди и машина с красным знакомым каждому
Их руки с трудом расцепил кто-то – Джейк не сопротивлялся. Не сопротивлялся он и помощи одного из врачей, когда ему помогли подняться на ноги, осторожно придерживая за плечи. Сам-то он еле стоял, ослабел вдруг неожиданно, и даже не понял, почему. Только ноги подкашивались, не держали тело.
Джейк проводил взглядом носилки, и тут наткнулся на взгляд полковника. Это был странный взгляд. Немой и кричащий одновременно. Джейк знал, что в жизни не забудет этих глаз и этого взгляда. А потом Барклиф отвернулся: кто-то спросил его в этот момент, указывая в сторону Джейка:
– Господин полковник, этот молодой человек с вами?
– Нет! Он случайно здесь оказался… Прохожий, наверное…
Больше Барклиф ничего не добавил, пошёл за носилками.
Глава 10. Облава
Здесь всё было, как в прошлый раз. Почти точь-в-точь: те же стены, мерцающие при свете подсветки под потолком; те же столики. С натёртыми до блеска столешницами; негромкая музыка, льющаяся из «музыкальной шкатулки». Вот только Кайны не было за стойкой бара. Вместо неё находился какой-то молодой человек, тоже, скорее всего, гриффит. Молодой, красивый, и очень серьёзный.
Джейк смотрел в его сторону, как когда-то, вечность назад, смотрел на Кайну. Просто он, совсем не задумываясь над тем, что делает, занял тот же самый столик.
Полдня, до самого вечера, он проносился по городу, как будто его уже объявили в розыск. Побывал везде, где только мог. Первым делом, конечно же, попытался покинуть Чайна-Фло. Не получилось!
Город был закрыт. Как ему объяснили сами солдаты из пикета, въезжать и выезжать можно, но только при предъявлении письменного разрешения, подписанного самим главнокомандующим.
Ладно, вернуться в лес, к Кайне, не удалось. Джейк, не очень-то отчаиваясь, пошёл в Космопорт. Это тоже была возможность покинуть окружающий бардак и избежать облавы.
Неприятно, даже противно вспоминать, как он обходил грузовозы, отправляющиеся в этот день на орбиту, на платформу рассылки. Как над ним смеялись все: и капитан, которому он предлагал деньги, и команда, и даже грузчики. Да, денег и, правда, оказалось слишком мало. Их, конечно, хватило бы на билет-люкс на пассажирский рейс, но не на взятку, чтоб отплатить капитану за предоставленное беспокойство и за возможный риск.
Всего три грузовоза. Всего три, и все они стартовали на его глазах. И так рухнули все шансы убраться из города в течение одного дня.
Что делать? Этот чёртов город оказался большой ловушкой. Куда ни ткнись – всё без толку.
Но Космопорт оставался
Это было рискованно. Знать он не мог, объявили его в розыск или нет. А людей в баре ближе к ночи заметно прибавилось. Сам-то он сидел, не вставая, уже больше часа, также в полном одиночестве. Вокруг туда-сюда сновали люди. Постоянно появлялись новые и уходили старые. Когда наблюдаешь за ними, время летит очень быстро. Только сам Джейк никуда не уходил и никуда не спешил. Внешне он казался очень спокойным, просто усталым скучающим молодым человеком. Таким же, как и многие вокруг. И всё же он отличался чем-то. Окружающие люди часто с интересом поглядывали в его сторону, кое-кто понимающе улыбался, чуть заметно кивая головой.
Эта его неспешность и спокойное ожидание казались удивительными для жителей послевоенного городка. В военное время всякий мужчина призывного возраста вызывал один вопрос: «Комиссованный или дезертир?» Не у всякого возникала ещё и другая мысль-предположение: «А может, это всего лишь гриффит?»
Лишь Джейку было всё равно, кто и что о нём думает. Он очень сильно устал за этот день. Утром был ещё в лабораторной кутузке, до обеда мотался с Барклифом на машине, а потом сам ещё сколько обошёл и скольких увидел. После относительного спокойствия, скуки и безделья, после допросов, всё увиденное казалось ярким, жутким в своей реальности стереофильмом.
Кроме этого, к усталости добавилась и слабость. А со слабостью пришла боль. Ноющая, изматывающая. Какая-то общая, как бывает, когда болит всё разом: и кости, и мышцы, и тоскливо делается на душе. Джейк даже не сразу понял, что это реакция организма на отсутствие дозы, выдаваемой строго по часам. А попросту ломка.
В первые дни эта боль была постоянной, она пришла однажды и не уходила совсем, только лишь отступала после уколов. А теперь она снова стала терзать измученное наркотиками тело.
Страшно разболелась голова, так, что временами всё перед глазами плыло и качалось в чёрном тумане. И люди вокруг, поющие, жующие, беззаботно болтающие между собой и смеющиеся, стали раздражать.
Как можно вообще что-то есть?! Одни только мысли о пище вызывали приступ тошноты.
О, как же Джейку хотелось бежать отсюда!
Бежать! И спрятаться в каком-нибудь тёмном углу, отлежаться, переболеть, так, чтоб никто тебя не видел и не раздражал.
Но сил не было даже на то, чтоб пошевелиться. Джейк так и сидел за столиком в стороне от всех, сложив руки, пряча в них больную, ничего не соображающую голову. Страдал и мучился молча, стараясь лишний раз не привлекать к себе внимание и не вызывать ненужных вопросов. Пусть думают, что просто уснул, устал ждать – и уснул.