Возвращение из Трапезунда
Шрифт:
– Спасибо, – сказала девушка. Она стояла рядом с носилками, опустив руки, безмерно уморившись. Раненый закрыл глаза. Они победили, они дошли до барьера.
Откуда вообще взялись эти носилки?
Андрей поглядел в сторону тента на верхней палубе… Но ведь там койки – отлично видно, как высокий священник с крестом в руке осеняет койки, и раненые глядят на этот крест, надеясь на его силу и утешение. Правда, не все – некоторые, кто может двигаться, ползут, подпрыгивают, карабкаются к борту – за ними белыми хвостами волочатся бинты – и вклиниваются в толпу, что бушует у борта, надеясь на место в шлюпке.
Андрей перегнулся через поручень – до воды еще далеко. Андрею никогда не приходилось нырять с такой высоты, но, наверное, времени терять
Крик вокруг стоял несусветный – Андрей смотрел, как люди ползут по шлюпбалкам, по тросам – муравьями, – срываются в море, кричат, исчезают, так и не добравшись до шлюпок. На глазах у Андрея шлюпка, переполненная людьми, перевернулась – медленно и ловко, как дельфин, желающий скинуть с себя докучливых наездников.
В толпе у борта Андрей увидел и Авдеевых – они бились за место поближе к шлюпкам. Госпожа Авдеева – голова ее возвышалась над толпой – тянула за руку мужа и расталкивала прочих. Андрей подумал, что, если транспорт сейчас не перевернется и не потонет, они все же добудут себе место в шлюпке. Капитана рядом с ними не было – он, наверное, наверху на мостике, потому что даже самый бестолковый и трусливый капитан в тот момент, когда его корабль тонет, оказывается на мостике. В этом есть какой-то капитанский рок, оправдывающий капитанов за все дурное, что они сделали ранее.
Корабль задрожал, как бы примеряясь, чтобы удобнее уйти в теплую воду, и сквозь крики, несущиеся от борта, Андрей услышал страшный вой, долетающий снизу сквозь иллюминаторы, и он понял, что это крик сотен раненых, заточенных на нижних палубах, у которых нет никаких шансов вырваться наружу.
Господи, какой высокий борт у «Измаила»! Ты стоишь, словно на крыше четырехэтажного дома! Может быть, найти трап на нижнюю палубу и спуститься туда, чтобы безопасно прыгнуть в воду?
И Андрей, понимая уже бессмыслицу таких надежд, потому что времени на это никто ему не даст, поймал себя на том, что бежит вдоль борта, ища ход вниз. Он в отчаянии остановился. «Нельзя!» – кричал он себе. Может, даже вслух. «Измаил» все быстрее скользил внутрь моря, стараясь спрятаться там от солнца, избавиться от криков и отчаяния, он не в силах был терпеть крики людей.
Может быть, Андрей и дальше терял бы время и погиб на «Измаиле», если бы не увидел, как молоденькая сестра милосердия, также подбежавшая к борту, вдруг начала совершать непристойные движения – она схватилась обеими руками за подол своей черной юбки и подняла ее, выпрямившись, показав длинные стройные ноги в серых с завязками чулках и панталоны, обшитые по краю розовыми кружевами. Андрей даже замер – оказывается, и в смертный миг человека можно удивить настолько, что он забывает о гибели. Андрей смотрел – без вожделения, а потрясенный зрелищем, которого не могло случиться на «Измаиле». Но в следующий момент девушка стащила через голову платье – вместе с нижней сорочкой, – тогда Андрей понял, что она раздевается для того, чтобы платье не утянуло ее на дно. Девушка отбросила платье. Сзади несся вопль толпы – там все еще дрались за место в шлюпках. Девушка легко перемахнула через поручень – Андрей смотрел на нее как околдованный, – она держалась одной рукой за железные перила, другой перекрестилась. Затем сильно оттолкнулась от борта и по дуге – все быстрее и круче – полетела вниз к воде. Андрей, склонившись, наблюдал за ней, молясь, чтобы она не разбилась о воду.
Поднялся фонтан брызг. Не отрывая взгляда от воды и жаждая увидеть, как покажется голова девушки, Андрей повторил ее действия: не расшнуровывая, он стащил с ног ботинки, сорвал с себя тужурку – потом в последний момент портсигар как бы завопил: «Не забывай!» Андрей переложил его в карман брюк – туда же – хоть все равно промокнут – документы. И теперь уж ничего не удерживало его – да и
Но как только Андрей открыл глаза, он сообразил, что борт «Измаила» слишком близок к нему – буквально нависает над ним – руку протяни и дотронешься. Андрей отчаянно замахал руками, чтобы отплыть как можно дальше, – и по мере того, как он плыл, к нему возвращался разум и способность соображать.
Андрей перевернулся на спину – теперь «Измаил» был метрах в пятидесяти – еще близко. Корабль оставался на плаву, хотя нос его скрылся под водой, а корма поднялась настолько, что был виден бешено вращающийся винт. Андрею хотелось увидеть отважную сестру милосердия – неужели ее утянуло вглубь?
Понять ничего не удалось – Андрей был в воде не один; в отдалении виднелись другие черные шарики – человеческие головы, а еще дальше была видна перегруженная шлюпка, ощетинившаяся головами, как ежик иголками, – а совсем далеко Андрей увидел серую полосу – борт миноносца, который спускал шлюпки, но опасался подойти ближе к транспорту.
Андрей поплыл прочь от «Измаила», уверенный, что спасется.
Вдруг, не оборачиваясь, он понял, что сзади произошло нечто страшное. Андрей оглянулся и увидел, что «Измаил», встав вертикально и скидывая с себя букашек – человечков, что еще цеплялись за палубу, не смея покинуть ненадежную сушу корабля, замер на три или четыре секунды и вдруг как отрезанный ухнул в воду – гвоздем, железным штырем, и море ухнуло, кинувшись на то место, которое он только что занимал. Андрей не смотрел более: он быстро поплыл прочь и не слышал, но ощущал всей шкурой, как кричат раненые в чреве «Измаила».
А потом вдруг сразу стало спокойно и солнечно.
Корабля не было – никогда не было, – только спокойное искрящееся море вокруг с множеством купальщиков, лодок и всяких плавучих предметов.
А берег Кавказа уже близок настолько, что можно различить у воды строения батумского порта и мачты кораблей, что стоят в порту.
Если бы не брюки – в брюках даже хорошему пловцу плавать трудно, – происшествие с Андреем окончилось бы для него приятным купанием в теплой воде. Скоро – ведь из Батума наблюдали гибель транспорта – здесь будут катера и лодки, все поспешат спасти людей. Только мало кто спасся, по крайней мере триста раненых так и остались на нижних палубах.
Андрей решил было плыть к миноносцу, размышляя, стащить ли брюки, – но тогда останешься вообще и раздетым, и разоренным.
«Ладно, всегда успею». Неподалеку раздался крик:
– Андрей! Андрюша! Помоги! Скорее!
Андрей поплыл на крик – голова человека была совсем рядом, но разглядеть ее черты все не удавалось – солнце отражалось от морской ряби и било в глаза.
Оказывается, звал его Иван Иванович – он плыл, продевшись в спасательный круг, но при том мучился, потому что на этот же круг он норовил поставить свой чемодан, с которым так и не расстался, но круг не выдерживал дополнительного веса и переворачивался – крестьянский сын отчаянно откидывался назад, чтобы создать противовес чемодану, но видно было, что в этой борьбе он изнемогает и скоро вынужден будет сдаться.