Возвращение к людям
Шрифт:
— у меня самого был немалый груз наших вещей и оружия, без которого мы были бы просто обречены.
— Ната… — только и смог я, что выговорить ее имя.
Она подняла на меня свои бездонные глаза — в них светилась такая воля и упорство, что я устыдился…
— Я дойду. Если хочешь мне помочь — просто верь в это и… поцелуй меня!
Стоит ли говорить, что ее желание я осуществил, едва она успела произнести последнее слово…
Мы стояли обнявшись посередине бескрайней затопленной равнины, где тысячу раз могли погибнуть, замерзнув или утонув в предательских трясинах. В воде могли появиться прожорливые твари,
— Ната! — я задохнулся от переполнявшего меня чувства нежности и жалости к этому маленькому человечку, спрятавшему свое лицо на моей груди.
— Дар… — она приподнялась на носках и коснулась моих губ своими, обветрившимися за эти дни на жестоком ветре, и поэтому, ставшими сухими и шершавыми… Но я чувствовал только бесконечное тепло, идущее от них, и — желание! И тогда — несмотря на всю усталость, на невозможность подобного, в этой ситуации, я понял, что хочу ее так сильно, что могу просто взорваться, разлетевшись на тысячи частиц! Ната, еще раз меня поцеловав, сразу поняла, что со мной происходит и тихо произнесла:
— Хороший мой… У нас все еще будет! Все, что я смогу дать — будет твоим!
— Мы выйдем! — я едва смог разжать губы — кровь ударила мне в голову, и я уже плохо понимал, что делаю. — Мы выйдем, что бы там ни было! Я люблю тебя! Слышишь меня? Девочка моя, милая, родная, желанная! Я не дам тебе погибнуть! Мы выйдем! Если придется, я все брошу и вынесу тебя на себе!
— Дар!
— Я искал тебя так долго! Нет, не говори ничего! Я искал тебя всю жизнь!
До этого кошмара и после него! Я искал — и нашел! Я знал, что так будет! И я не дам, не позволю больше никому и ничему нас разлучить! Я вытащу тебя отсюда — чего бы мне это не стоило!
У нее вырвался легкий стон. В глазах Наты стояли слезы.
Заметив мой испуг, она быстро поднесла руку к лицу и вытерла их, а потом, слегка вздрагивающим голосом, произнесла:
— Я клянусь тебе! Нет, не клянусь — я не верю высоким словам. Не могу, не знаю, как… Дар! Я думала, что никогда больше не смогу полюбить — после всего! Дар, единственный мой! Нет, я не имею права так говорить… — я его потеряла. Я теряюсь, у меня не хватает умения выразить все, что меня переполняет!
— Ната!
— Ты так много мне дал… — она обняла меня и, внезапно решившись, громко сказала — Я люблю тебя!
— Ната!
— Я люблю тебя!
Она набрала полную грудь воздуха, и, уже не стесняясь, в полный голос, торжествующе и звонко закричала:
— Я люблю тебя!!!
Слезы капали, стекая тоненькими, грязными струйками по измазанному лицу, но в ее глазах было такое счастье и такая вера…
— Я люблю тебя!
Мой крик слился с ее, и уже мы оба, смеясь и плача, бросали вызов всему, что нас окружало! Потому, что знали — мы вырвемся и мы будем жить!
И мы вышли… Еще долгих два дня мы пробивались сквозь грязно-бурые, расплывающиеся под ногами пласты перевернутой земли, спотыкаясь о нанесенные водой бревна и коряги. Но теперь мы преодолевали
Угар — наш преданный пес, уставший не меньше нашего, караулил наш отдых, не отходя ни на шаг. Вода отступала. Мы смотрели на нее и с каждым часом убеждались в том, что глаза нас не обманывают. Метр за метром, она откатывалась обратно, в русло, из которого вырвалась на свободу, и едва не погубила нас за эти, полные лишений, дни.
Повсюду обнажалось почва — размытая и заиленная, покрытая гниющими водорослями. Она просыхала очень быстро — выглянуло солнце, и, к нашей радости, спал наконец досаждающий нам холод.
Назад? — Ната тронула меня за рукав.
Я отрицательно мотнул головой:
— Нет… Мы все равно не сможет там пройти… Вода сходит, но земля еще будет долго просыхать. А проход, должно быть, и вовсе занесло непроходимыми завалами из бревен и песка — как мы будем возвращаться назад, я не представляю…
Ната посмотрела на запад.
— Тогда… Что?
Я перевел взгляд на виднеющиеся вдалеке горы…
— Туда. Мы уже столько прошли, что возвращаться, не попытавшись узнать, что там, было бы просто обидно. И… с тобой, я дойду хоть до самых вершин!
Она положила свою руку мне на плечо — я сидел на шкуре, а она стояла рядом. Ната провела пальцами по моим волосам, я прикрыл глаза от блаженства…
— Сумасшедший…
— Мы дойдем до гор. Может быть — там остался, еще кто ни будь… из людей.
Холмы нам не помеха. Будем держаться береговой полосы, как и раньше.
Второго наводнения не будет. А с холмов мы сможем увидеть всю эту долину полностью.
Ната чуточку улыбнулась и, без всякой иронии, сказала:
— Веди меня за собой — и я пойду в любые дали! Я так долго была самостоятельной, что теперь хочу только одного — чтобы все решения ты принимал сам!
— Ты уже приняла самое главное…
Она понимающе кивнула и приложила палец к губам:
— Не заставляй меня произносить это слишком часто — не то, привыкнешь… Но ты прав… Это решение я приняла сама — и оно — навсегда!
Она склонилась, села мне на колени и долгим, изучающим взглядом смотрела в мои глаза.
— Люблю… Это невозможно, но это так. Дар…
Она задохнулась и спрятала лицо от меня на груди.
Я обнял ее…
И все-таки, усталость, накопившаяся в нас, давала о себе знать. Даже после отдыха на твердой и сухой поверхности, обсушенные, вновь жарко засиявшим солнцем, мы хотели найти укромное место, желая завалиться в нем на пару дней. Это было необходимо для дальнейшего похода. На холмах было много всяческий укрытий, но мы отвергали одно за другим — нам нужно было такое, где было бы из чего развести костер, и где нашлась чистая вода — наша была на исходе. Кроме того, следовало позаботиться о голодном псе — мы еще могли себя ограничить, а ему длительное воздержание явно не шло на пользу