Возвращение к себе
Шрифт:
Пауза, заполненная сопением и шорохом, набухала как мутная, готовая вот-вот сорваться капля. За ней последовал взрыв:
– Четвертовать!
– Отрезать яйца!
– Содрать кожу!
– Зажарить живьем!
Лупо был умен. Подсунь лесному бродяге, скотине, насильнику, того, кто якобы еще хуже, кто 'виновен', и - все! Что вина выдумана от начала до конца, не важно.
Кто станет разбираться? Разбираться не будут. Будут рвать на куски, утоляя жажду крови того, кто совсем недавно слыл кумиром, почти идолом, чтобы
Это был конец. Даже если друзья в три клинка попытаются встать ему на защиту, их сомнут. Пьяная озверевшая солдатня, прошедшая школу Восточного похода, смахнет их как щепки со стола.
Осталось, приковать к себе внимание и тем отвлечь палачей. Тогда его друзьям, возможно, удастся спасти женщину и ребенка.
– Да я, - раздался за спиной страшно знакомый голос, - задавлю его своими руками!
Растолкав толпу, Хаген рванул Роберта на себя. На горле сомкнулись пальцы.
– Уведи Анну, - изловчился и прошептал Роберт.
– Нет!
– ревел гигант, - Не дам.
Но их уже разнимали. На Хагене повисло сразу несколько человек. Роберта буквально рвали из его рук. Больстаду пришлось разжать объятия.
– Стойте! Стойте, дети сатаны, - донеслось откуда-то сзади. Брат Петр надрывался, но его никто не слушал. Когда он все же протолкался к центру с Роберта, уже сорвали рубашку. На блестевшей от пота груди остались крест, да мешочек с подвеской.
Зацепив пятерней, монах рванул на себя то и другое, Гайтан выдержал, а вот мешочек порвался. В руке брата Петра злым острым огнем полыхнули алмазы.
– Гирта, смотри, он украл твою подвеску, - Петр поднял над головой сияющее украшение.
Пьяная дама смотрела тупо. Одной рукой она цеплялась за рясу духовника, другой теребила точно такую же подвеску на своей груди:
– Я… ик. Я его… ик, потеряла в Крить…
Монах, не глядя, двинул ее локтем в бок. Женщина хлюпнула и замолчала. Впрочем, никто не заметил заминки. Петр продолжал:
– Братья мои, расправиться с этим предателем вы всегда успеем, но пусть он нам сначала расскажет, где спрятал золото.
– Нет никакого золота, - прохрипел Роберт.
– Он врет! Врет!
– Пытать, - взревело сразу несколько глоток.
Роберт рванулся. Кулаки замолотили направо и налево. Ему отвечали. На полу залы образовалась куча-мала, над которой застыл коричневый монах с поднятыми руками.
Гирта отползла в сторону и мирно блевала, стоя на четвереньках.
Его конечно скрутили. Сверху навалилось несколько человек. Затрещали ребра.
Роберт стал задыхаться. Когда сознание почти заволокло горячей духотой, давление ослабло. Его поволокли, взявши за руки и за ноги. Потом тело пристроили на что-то твер-дое и угловатое. Роберт вспомнил вечерний полумрак и двоих плотников во дворе, склонившихся над странной работой. Значит брат Петр уже тогда…
Кто-то крикнул:
– Привязываем. Бери вожжи и обматывай
– Надо прибить гвоздями.
– Вяжи, говорю.
– Надо прибить.
– Остолоп! Он же сорвется.
– Надо прибить. Чтобы как по правде было.
– У, дурак! Брат Петр, объясни ему, что надо привязать. Шляпки у гвоздей маленькие. Сорвется.
– Вяжи, сын мой.
– Надо как по правде…
– Вяжи! Тебе что, креста мало?
Роберта распинали! … на выжженной солнцем горе, под тремя крестами тоже стояла толпа. Они были разгневаны и требовали смерти. Правда, у Того не спрашивали, где зарыты деньги, а может, и спрашивали. Не проверишь… Ида устроена. Хаген позаботится об Анне…
У Того, наверное тоже сразу онемели руки… Нет, его ведь прибили…
Ременные вожжи врезались в плоть. Когда крест поставят, станет еще больнее.
Уже наплывало беспамятство, но усилием воли или скорее упрямством Роберт не давал ему накрыть себя и унести. Да и помогли: одно за другим вылили на него несколько ведер воды.
Над головой навис монах. Капюшон сбился на затылок, открывая лицо. Обычное ничем не примечательное. Черты мелковаты. Подбородок скошен, а под ним бугристый зоб в золотушных рубцах.
– Ответствуй нам, отступник, где ты спрятал золото бедной вдовы?
– Могу показать на месте, - выговорил Роберт.
– Врет. Не верьте, - влез Лупо.
– Пусть скажет, - место Петра занял Гинкер с тесаком в руках.
– Говори, или я с тебя кожу сдеру. С живого.
– Могу показать… - разбитые губы едва шевелились. Его не слышали. А если и слышали… все равно будут истязать, просто потому что не смогут остановиться.
– Говори, где клад?
– Гинкер ткнул ножом распятого в бедро. По ноге потекло.
Гинкера снес с ног удар кулака. Над Робертом навис Лупо. Он отогнал толпу, раздавая тумаки налево и направо. Ответить на его удары никто не посмел. Когда пленника перестали рвать на части, Лупо склонился к самому его уху:
– Скажи где золото и, во-первых, твой вассал, которого я завтра обязательно найду, останется жив; во-вторых, умрешь быстро.
– А если не скажу?
– Твоего вассала я отдам, брату Петру. Он использует людей в своих заигрываниях с сатаной. От того, что он творит, камни плачут человеческими слезами.
– На двугорбом холме, - заговорил Роберт. Лупо обязательно поедет проверять, так почему бы не избавить от его присутствия замок.
– Полдня пути по дороге.
– Знаю. Дальше.
– На левой вершине.
– Где? говори точно.
– Куча камней в центре. В самом центре.
– Ты меня порадовал. Видишь, как может помочь благородный дурак бедному простолюдину. Надо только хорошо попросить. Молодец. Теперь получи награду за сговорчивость.
Лупо ударил Роберта в висок эфесом флиссы. Тело пленника обмякло, голова свесилась с перекладины.