Возвращение к себе
Шрифт:
Да и противник оказался все же хлипковат. Так что, через короткое время все вернулось к исходной позиции. Только теперь шею злодея сдавливала не удавка, а локоть. Голова убийцы запрокинулась, лицо начало бледнеть. Пока противник не впал в беспамятство, Гарет закрутил ему кисть до рвущихся жил:
– Кто приказал?
– Король, - прохрипело под руками.
– Зачем?
– Сводный брат… отпусти, дышать…
Гарет чуть ослабил хватку. Убийца воспользовался послаблением и, с шумом всосав воздух, крикнул изо всей мочи:
– Сюда! Изме…
Шейные
Крик не услышали. Никакой суеты, вокруг не случилось. Гарет оттащил человека в заросли и там бок о бок с ним еще живым, потом уже мертвым пролежал до темноты.
Несколько раз в его убежище долетали далекие голоса. Звали какого-то Адальмара.
Только в темноте, когда охота откочевала в сторону поляны с обозом, Гарет утопил тело убийцы в болоте. Сам весь извозился в тине, но обустроил труп аккурат в черный трясинный глаз. Ночной дождик надежно смыл все следы. А Гарет, сделав изрядный крюк, к рассвету вышел на лагерь охотников, с другой стороны.
– И ты все время молчал?!
– Молчал. Даже отцу твоему ничего не сказал.
– Тебя же тогда…
– Договаривай. Наказать велел граф, за недогляд.
– Почему ты не сознался?
– Ты, видать, забыл. Это сейчас я рыцарь штурма и вассал. А тогда - серв, раб.
За убийство благородного, что рабу полагалось? То-то!
– Отец бы тебя не выдал.
– Еще как выдал бы. Он бы в первую голову разбирательства потребовал. А раб не свидетель. Раб убийца - тем более. Так что, куда ни кинь, висеть бы мне сначала на дыбе, потом на суку.
Гарет сидел как нахохлившийся седой воробей, глядел на грязные носки своих сапог. Роберт сообразил, что старик до сих пор боится.
– Спасибо, - голос дрогнул, рука опустилась на плечо друга.
– За мной долг. Жив останусь, отплачу.
Единственный глаз подозрительно слезился, когда старик снизу вверх глянул на Роберта:
– Сочлись уже, мессир.
Надо было идти. Роберт больше не высчитывал, не прикидывал: с кем, как, что…
Осталось, выйти из-за каменной стены и в последний раз попытаться, если не защитить беззащитных, то хоть оттянуть их смерть или пытку.
– Пора. Факел догорает.
Ночь клубилась дымом. Посреди двора полыхал костер. Чадом забивало слабый свет звезд.
Люди замкового отряда и люди Герберги вперемешку толпились на площадке перед воротами донжона. В центре над маленьким Филиппом навис Лупо. Острая как бритва флисса поблескивала рядом с детской шейкой.
Предел. Порог, которого никогда не переступить. Жажда мести, досада, гнев и ненависть разбивались об эту преграду. Если схватиться с толпой, можно унести с собой десяток жизней, но унесешь тогда и эту, ради которой сюда шел.
– Бросайте оружие, бродяги!
– голос Лупо перекрыл гомон толпы.
– Я пойду вперед и отдам им мечи, а ты постарайся затеряться в темноте, - тихо почти одними губами выговорил Роберт. Гарет тут же приотстал, будто споткнувшись.
Роберт ступил в круг света. Коренастую фигура плотно
Руки привычно лежали на оголовках мечей.
– Слушайте меня!
– рука властно поднялась, призывая к вниманию.
– Я, граф Роберт Парижский, предлагаю вам золото в обмен на жизнь Анны де Барн и ее сына. Я…
Филипп закричал. По детской рубашке расплывалось темное пятно, ребенок забился в руках высокого грузного мужчины.
– Бросай оружие, бродяга. Не то я перережу ему шею.
Из толпы послышались заинтересованные и недовольные голоса. Люди надвинулись.
Роберт надеялся, что достаточно привлек к себе их внимание, чтобы дать Гарету скрыться. Но рисковать дальше жизнью ребенка он не мог. Оба меча: драгоценная бхелхета, а за ней спата аккуратно легли к ногам.
Флисса все еще была в руке Лупо. С него станется пустить оружие в ход, и голова мальчика покатится по каменным плитам. Он способен… Но не сделает. Нет, не сделает. Не станет. Потому что тогда Роберт, мечи которого, послушно лежали у самых ног, вихрем пройдется по всему живому во дворе.
Нет, не сделает.
Кинулись. Роберт не сопротивлялся. Сразу несколько рук ухватили его за плечи, за волосы, выкрутили локти. Звякнул под ногами тяжелый пояс. Поползла с плеч кольчуга, за ней - гамбизон. Горячее избитое тело охватил ночной холод.
Лупо с ребенком исчезли, их место занял коричневый монах.
– Где второй?
– голос брата Петра истерично дрожал. И его коснулось общее возбуждение.
Второго не оказалось. И то - радость. Немного лишних пинков - чепуха в сравнении с тем, что Гарет получил возможность выбраться.
– Растяпы!
– взревел монах.
– Проверить все щели. Следите за воротами, чтобы и муха не вылетела.
– Да куда ему деться? Завтра по свету поищем.
– У сумасшедшего Ивория не забудьте посмотреть.
– Обязательно.
В поясницу Роберту уперлось древко копья, между лопаток - клинок. Но на первом же шаге его подсекли подножкой. Под гогот конвоиров, Роберт рухнул вниз лицом.
Это повторялось каждые два-три шага: он падал, его рывками и тычками поднимали.
Шествовавший рядом монах не препятствовал развлечению. До середины двора таким манером они добрались нескоро, а когда уже свернули к жилым покоям, новое обстоятельство задержало процессию: кто-то забарабанил в ворота с той стороны.
Поскольку надвратные башни пустовали, - все колготились во дворе, - ответить позднему гостю оказалось некому. А тот, проявляя нетерпение, заколотил с удвоенной силой. Ворота тряслись, будто в них били маленьким тараном. Вслед за стуком донесся пьяный рев:
– Откроют когда-нибудь эту дверь?! Усталый п-путник… Гуго Гаузланский требует, чтобы ему отворили!
По кивку монаха побежали расспрашивать, но быстро воротились:
– Их двое. Впустить?
– Чего хотят?
– Слышали, что в Барне собираются вольные рыцари - явились предложить свои услуги. Говорят, поймали по дороге жонглера и притащили с собой на потеху.