Возвращение к себе
Шрифт:
– Повторю, подробности мне не известны, но Селим вчера обмолвился, что готовит какой-то сюрприз, долженствующий позабавить халифа. Это связано с тобой.
– Хочет подарить меня вашему королю?
– Не думаю. Он упоминал поединок.
– Каверза? Хитрость?
– Или веселый розыгрыш, - вступил в разговор врач.
– Выпустить, например, на арену пару львов, чтобы посмотреть, как с ними справится победитель… или они с ним.
– Как это ни чудовищно, но такой поступок вполне в духе моего родственника.
–
– Не больше чем иудеев или язычников. Против тебя лично он вообще ничего не име-ет, скорее наоборот - ты ему нравишься. Но расположение халифа…
– Понятно. Оно перевесит все остальное.
– Пойми, Рабан, люди возле трона стараются опередить друг друга в проявлении люб-ви и преданности владыке. Халиф, да продлит Аллах его дни, в мудрости своей окружает трон именно такими людьми.
– И с удовольствием наблюдает, - опять встрял Абу Хаким, - как они наступают друг другу на ноги, толкаются локтями, а кто и ухо готов откусить сопернику.
– Джамал прав, за твой язык, Абу, нас когда-нибудь посадят в один мешок и утопят.
– А ты скажи, что не расслышал мои гнусные речи. Меня же не тронут: очередные ро-ды ожидаются во дворце халифа через две недели. Это время я могу быть спокоен.
– А потом?
– Ты можешь представить, что бы хоть один день во дворце не украсил бы чей-нибудь донос? Что смеешься? Даже если по одному в день - уже четырнадцать. Если не рубить го-ловы по горячим следам, через три дня забудешь кто, что, на кого наклепал.
Они смеялись, утирая слезы. Тафлар никак не мог остановиться, Абу даже пришлось протянуть ему чашу с водой.
Когда охи и всхлипы прекратились, Роберта все же отправили спать в маленькую ком-натку, выходившую на террасу. Над потолком в ней имелось единственное зарешеченное окошко. Через него в помещение могла проскользнуть разве что змея. Когда Роберт со сме-хом сказал об этом Тафлару. Тот приказал затянуть окошко кисеей.
Душновато, зато безо-пасно.
Ночь затихла. Абу и Тафлар устроились в соседнем покое, Мибу остался у дверей.
Роберт лежал на мягком прохладном покрывале и мысленно перебирал возможные сюрпризы завтрашнего дня, когда произошло…
Не было ни ветра, ни шелеста, ни шороха, ни звуков, но руки, плечи, бедра внезапно покрылись 'гусиной кожей' - знак опасности, который посылал Господь или добрый ангел. Предчувствие, которое служило верным признаком, надвигающейся беды.
Бесшумно вскочив на ноги, Роберт подхватил легкую спату. На всякий случай, кроме спаты рядом лежала наваха. Она была короче и легче обремененной тяжелой гардой мизе-реккордии, то есть являлась как раз тем оружием, каким удобно перехватить горло незван-ому ночному визитеру.
Дверей не было. Отодвинув легкий занавес, Роберт выскользнул наружу и дал понять, вскинувшемуся Мибу, чтобы не поднимал шума. Одетый в легкую черную тунику, безмолв-ный великан полностью сливался с тьмой,
Роберт показал Мибу встать у покоев Тафлара, а сам заскользил вдоль стены, каждые три шага останавливаясь, послушать тишину.
У арки он задержался. Ночной покой дома ничего не нарушало, разве, вот кони зафыр-кали у дальней коновязи. Роберт уже подумал, что напряжение последних суток сыграло с ним злую шутку, когда из-за выступа донеслось короткое шуршание.
Потом снизу от земли - отчетливый звук. Так мог нашуметь человек, спрыгнувший с небольшой высоты. Спрыг-нул и затаился?
Стремительно скользнув в проем арки, Роберт краем глаза заметил часового. Тот спал, сидя на корточках - темный силуэт с зажатым в руке копьем.
Будить ни в коем случае нельзя! Обормот, уснувший на посту, поднимет столько шума, что неизвестный, притаившийся внизу под кустом, уйдет под этот шум без большого труда.
Сдавленный крик донесся сверху, когда Роберт нашел в зарослях вместо злоумышлен-ника труп другого стражника.
Его обманули, облапошили! Пока он лазил по кустам, хитрый, ловкий и чудовищно сильный убийца (он не сбросил труп с площадки - спустил его почти без шума, взяв под мышки) расправился наверху с его друзьями. Роберт не заметил, что впервые так назвал сво-их недавних врагов.
Скрываться больше не имело смысла. В три прыжка он одолел лестницу на террасу. У входа в покои Тафлара на полу шевелилась темная масса - под ногами франка хрипел Ми-бу. Роберт перепрыгнул через него и ворвался в комнату, когда Абу Хаким трясущейся ру-кой подносил огонек к масляному ночнику. После полной темноты, слабый язычок пламени показался очень ярким. Тьма вокруг уплотнилась.
– Рабан!
Роберт обернулся. Человек в бесформенной черной одежде с завязанным лицом, обхва-тив абд Гасана за плечи, приставил ему нож к горлу.
– Брось оружие, - прохрипел ночной гость из-под повязки.
– Брось, или я перережу горло твоему хозяину.
К ногам Черного полетела спата, а за ней и наваха. Легкий кривоватый кинжал упал, царапнув туфлю убийцы. Тот поддал его носком в сторону. Трудно сказать, рассчитывал ли Роберт отвлечь наемника, скорее действовал на удачу, - кто уж там повелевает той удачей, - но Черный на мгновение отвлекся. Этого хватило.
Роберт сам выбирал метательный нож в оружейной, сам оттачивал до бритвенной ост-роты, и потом подолгу кидал в саду, сдирая кору с деревьев. Без замаха он послал нож в ли-цо Черного и тут же упал на колено, пропуская брошенный в ответ кривой кинжал.
Клинок ударился о стену и отскочил, а Роберт уже был рядом с ночным гостем - добить.
Оказалось, зря спешил - ни к чему: узкое, отточенное лезвие по короткую рукоять вошло в глазницу. Черный умер мгновенно.
– Ты ранен?
– Роберт наклонился над Тафларом, опасаясь вместо ответа услышать предсмертный хрип.