Возвращение к звёздам

Лопухов Константин Константинович

Посмотрев на экран коммуникатора, Гарри приподнял брови. Эти люди, исполнителем чьей воли по сути он и был, редко снисходили до того, чтобы лично светиться в общении с публичными политиками.

— Мистер Барух? — произнёс президент в трубку.

— И тебе доброго дня, Гарри, — в голосе самого толстого кошелька Америки чувствовалась заметная усталость. — Надеюсь ты простишь старику некоторую фамильярность? Кроме проблем возраст даёт и некоторые привилегии.

— Конечно, мистер Барух…

— Да брось, давай просто поговорим. Что если я заеду в "Туманный угол"?

"Туманным

углом" называли неприметный магазинчик в Вашингтоне, через который вот такие личности могли попасть в Белый дом совершенно инкогнито. Насколько знал Гарри, этим маршрутом не пользовались вот уже в течение последних пяти президентств. А значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. А ещё это был Барух, который славился своей эксцентричностью и решительностью. И даже самые его дикие выходки на поверку оказывались чётко выверенными ходами в сложных и хорошо продуманных комбинациях. И почти всегда тем, кто смеялся над стариком, в конце концов приходилось плакать.

— Да, конечно, — ответил президент с явной тревогой и заинтересованностью. — Когда?

— Да я, собственно, уже подъехал. Буду минут через десять, пятнадцать.

— Хорошо… Джеймс…

— Вот так-то лучше! — обрадованным голосом ответил Барух и положил трубку.

Президент вздохнул и снова обратился к коммуникатору. На том конце ответили сразу.

— Сэм! Бегом ко мне! — сказал он и вернулся к недоеденному завтраку. Пара минут у него ещё есть.

Кабинет начальника Двадцать восьмой лунной экспедиции, примерно 17 часов по Москве

Раздался звонок и Ник Никыч снял трубку.

— Здравствуйте, вас беспокоит академик Цукерман.

— Слушаю вас, Абрам Фёдорович!

— Я, собственно, по поводу вашего запроса о реакторе "Сильмариль", тем более, что я в своё время участвовал в его доводке. Ещё в студенческие годы.

— Да-да! Что вы можете сказать о наших опасениях?

— Если коротко, то ребята напрасно паникуют. Ресурс у поглощающих стержней ещё есть, но вот если они захотят запустить реактор, их придётся заменить. Там, насколько я знаю, должен быть второй комплект. Это штатная операция и это не сложно.

— Даже через столько лет?

— Зависит от того, работает ли там кран. Возвращаясь к исходному вопросу: даже если дело пойдёт по самому опасному сценарию, активная зона не разогреется выше тысячи градусов, там установлена надёжная система охлаждения. Самая надёжная! Основана на обычной конвекции, так что ломаться там нечему, хоть за тысячу лет.

— А если там что-то повреждено? Метеорит например? Микрометеориты они, знаете ли, очень коварны.

— Пусть осмотрят радиаторы, если повреждены не более двух, всё нормально.

— Хорошо, спасибо. Значит вы говорите, реактор можно запустить?

— Да. Надо просто…

— Извините, Абрам Фёдорович! Не могли бы вы подъехать, чтобы обсудить схему этой операции?

— Хорошо. Когда лучше это сделать?

Вашингтон, Белый дом, небольшая комната возле выхода из тайного подземного хода, 8:15 по местному времени

Шикарные интерьеры остались где-то там, наверху. Здесь только

коридор, покрашенный в спокойные тона (и кое-где облупившийся), простые лампочки без абажуров под потолком и дверь, на вид простая, но на самом деле абсолютно звуконепроницаемая. Они подошли к этой двери одновременно. Джеймс Барух со стороны подземного хода и Гарри Фолсман, со стороны Белого Дома. Короткое приветствие, и Гарри приглашающим жестом открывает дверь. Джеймс демонстративно достаёт из кармана свой коммуникатор и кладёт его в стоящую на столике у двери потрёпанную картонную коробку, следом туда же отправляются наручные часы и очки. Впрочем, триллиардер[1] тут же достал из кармана другие, показал президенту, что это чистая оптика, без следов какой либо электроники, и надел уже их. Президент с кривой ухмылкой повторил все действия своего визави, разве что очков он не носил.

Но вот, они уже в комнате, сидят за низким столиком и смотрят друг на друга. Президент начинает разговор первым:

— Итак… Джеймс, что случилось?

— Вы в курсе последней русской экспедиции на Луну? Той самой, в которую они послали одних детей и в которой участвует и наш мальчишка.

— Естественно, хотя и без технических подробностей. Если честно, я рассчитываю, что эта история сильно поможет мне избраться на второй срок.

— Уже нет, если, конечно, не предпринять срочных мер.

— Что вы имеете в виду? — Фолсман аж привстал.

Барух поведал ему о случившейся в Москве пресс-конференции и всём, что с этим связано.

Президент сжал кулаки:

— Вот ведь… Но… как же наши такое проморгали?

— Наши-то причём? Это русские всё проморгали. Хотя, как это ни парадоксально, если события, приведшие к закрытию древней русской базы и правда наше творчество, это был бы лучший выход. Мы бы вытянули ситуацию одним мизинцем.

Сказав это, Барух тяжело вздохнул.

— Ну да, извинились бы перед ними с большой помпой, передали карту минных полей и прочее и прочее… Но, увы.

— Вы уверены?

— Абсолютно! Я ведь вышел из университетских кругов, так что знаю точно: ни тогда, ни сейчас мы такими технологиями не владели.

— Значит, надо думать, как выходить из этой ситуации. Ведь это явно сделано против вас и против меня.

Тут президент позволил себе толику любопытства:

— Извините, Джеймс, но позвольте узнать, какой у вас интерес в этой программе? Кроме воспитательного в отношении вашего любимого внука. И, кстати, как экипаж отреагировал на раскрытие инкогнито Джона?

— Они признали меня очень правильным дедом, — не без гордости заявил Барух.

— Учитывая, что ваш внук сейчас там, да не на проплаченном пикнике, а полноценный член очень сильной команды, думаю, они правы. Но, возвращаясь к нашей проблеме. Что за всем этим стоит? Вы придаёте этой миссии слишком большое значение, чтобы я поверил, что тут чисто политическая интрига.

— Вы, конечно, знакомы с тем предложением по космосу, которое русские сделали нам двадцать лет назад? Тогда это выглядело полным бредом, хотя их расчёты по поводу истощения ресурсов не стали для нас откровением…