Возвращение на Цветочную улицу
Шрифт:
— Куда же он запропастился?
Спанки умер примерно тогда, когда у меня впервые обнаружили рак. Мне было шестнадцать. Маргарет захотела тут же завести другую собаку, но папа сказал: нет. И не потому, что ему больше не хотелось домашних питомцев. Просто тогда уход за мной стал единственной его заботой. Моя сестра об этом знала и добавила в свою копилку еще одну обиду. Еще одну обиду на меня.
— Я скоро ухожу, тебе что-нибудь принести? — спросила я.
Мама не хотела меня отпускать.
— Ты ведь только пришла, — сказала
На самом деле я сидела с ней уже больше часа.
— Мне нужно возвращаться в магазин, а потом домой к Брэду и Коди, — как можно мягче ответила я. По пустому взгляду мамы я поняла, что она снова никого не вспомнила.
— Ты приедешь завтра?
Я кивнула. Постараюсь найти время, а если не смогу, попрошу Маргарет. Перед уходом я обняла маму и убедилась, что у нее есть все необходимое. Я подала маме пульт, и она прибавила громкость. По телевизору снова показывали шоу про суд. На скамье подсудимых сидела женщина.
Я вышла в коридор. Мимо прошла Розали Маллин, медсестра, которая делала маме инсулиновые инъекции.
— Как у мамы с сахаром в крови? — обратилась я к ней, вспомнив, что мама пропустила обед. Вряд ли бутерброд можно считать нормальной пищей.
— С уровнем сахаром все хорошо, — ответила Розали и, помолчав, добавила: — Диабет под контролем. — Она пристально смотрела мне в глаза.
— Но есть другая проблема, да? — спросила я, видя колебания Розали.
Она кивнула:
— Давайте поговорим у меня в кабинете. Я освобожусь через пять минут.
Я спустилась в лифте на первый этаж и ждала Розали у ее кабинета. Казалось, прошло гораздо больше пяти минут, но, возможно, виной тому была моя нервозность. Каждая минута длилась, как десять.
Не говоря ни слова, Розали провела меня в кабинет. Сев за стол, она указала на кресло напротив. У меня в горле стоял ком. Я присела на краешек кресла и замерла.
Начинала болеть голова. Возможно, из-за опухоли меня часто мучает мигрень, которая может длиться несколько дней. В последний раз такое случалось пару месяцев назад, и я надеялась, что это обычное переутомление. На тошноту и головокружение я старалась не обращать внимания.
— Я планировала позвонить вам и вашей сестре, — сказала Розали и открыла папку из стопки на столе. — Вашу маму поставили на учет.
— Почему?
— Она мало ест, ни с кем не общается и проявляет признаки паранойи. Ваша мама стала плохо переносить ее обычное лекарство, и доктор его отменил. Он предупредил, что ее состояние может быстро ухудшаться. Так и происходит. К сожалению, одним из признаков ухудшения является отсутствие аппетита.
Мне тут же захотелось защитить маму, придумать какое-то оправдание.
— Думаю, это связано с потерей Хелен и Джойс. Мне бы тоже не хотелось есть.
— Это так, — согласилась Розали, — но я стала замечать и другие симптомы.
— О чем вы?
— Боюсь, у вашей матери начальные симптомы болезни Альцгеймера.
Этого я
— Насчет еды… Нельзя ли приносить ее маме в комнату? — спросила я.
— Конечно же, — успокоила меня Розали. — В нашем заведении к обязательной порции всегда дают добавку. Но я пытаюсь поговорить не об отсутствии аппетита у вашей матери и не о ее диабете. — Розали смотрела на меня с сочувствием. — Приближается время, когда вашей матери потребуется уход более тщательный, чем теперь.
У меня пересохло во рту. От света настольной лампы слезились глаза.
— Другой дом для престарелых. — Одна лишь мысль об этом уже была невыносима.
— Нет, — ответила Розали. — Центр для людей с нарушением памяти.
— Центр? — повторила я. — Никогда о таком не слышала.
— Такое место прекрасно подходит вашей матери. Каждому пациенту предоставляется более тщательный уход, чем у нас. Контроль также гораздо выше. Я бы рекомендовала вам и вашей сестре посетить несколько таких мест, поговорить с персоналом, почувствовать атмосферу. — Розали открыла ящик стола и протянула мне лист с названиями учреждений и адресами. — Я знаю все эти заведения и могу гарантировать, что миссис Хоффман получит высококлассный уход.
— Спасибо, — сказала я, поднялась с кресла и покачнулась. У меня слезились глаза, то ли от света лампы, то ли от волнения. А может, из-за всего сразу.
Мне хотелось как можно скорее оказаться дома. Обычно я не говорю по телефону за рулем, но сегодня исключительный случай. По крайней мере, мне так казалось. Сначала я позвонила мужу, который только-только закончил работу.
— Привет, милая, — сказал он, подняв трубку. — Ты где?
— Еду на машине. Возможно, за руль садиться и не стоило, — еле сумела произнести я, чувствуя пульсирующую боль в голове. — Еду домой. Болит голова.
— А лекарства дома?
— Да. — Одно время я носила их с собой, но после стольких месяцев без головной боли стала беспечной. — Но я приеду домой, и все будет хорошо. Надо было попросить у медсестры обезболивающее, как-то не пришло в голову.
— Где ты сейчас?
— В пяти минутах от дома.
Может, в другой день так и было бы, но я попала в час пик, поэтому времени уйдет гораздо больше.
— Что мне сделать?
— Позвони Маргарет за меня, — попросила я. — Пусть закроет магазин. Она знает, что делать.
— Хорошо. Что-нибудь еще? — с беспокойством спросил Брэд.
Я подавила рыдания и заговорила хриплым от эмоций голосом:
— Брэд… С мамой плохо.
— Я постараюсь приехать побыстрее.
— Спасибо. — Я нажала кнопку отбоя и выехала на автостраду.
Когда я поставила машину в гараж и вошла в дом, головная боль уже ослепляла. Я еле добралась до ванной, где мы хранили лекарства. Включать свет не стала. Наугад нашла коробочку, сорвала крышку и проглотила таблетку, не запивая.