Возвращение на Мару
Шрифт:
— Да, нам страшно, — поддержал друга Лека, — но когда вы появились и так быстро стали до всего докапываться, мы даже духом воспряли.
— Это точно, — закивали головами остальные.
— К тому же, — продолжил он, — согласитесь, мы вам все-таки помогли. Вы же узнали то, ради чего приехали сюда.
— Согласен, — сказал я, — но, может, ты знаешь, кто нам из Ирландии написал?
— И кто вам из Ирландии писал, и кто в вирши облек предсказание о нашей судьбе — я не знаю. Догадываюсь только, что если на земле существует зло, то должны существовать
— И Анна тоже, — сказал Малыга.
— Что? — переспросил его Лека.
— И Анна молится.
— Конечно.
Я посмотрел на улицу. Серые зимние сумерки словно нехотя забрезжили за окном. Поймав мой взгляд, спохватились и наши гости.
— Припозднились мы, — от имени всех произнес Лека. — Как говорится, пора и честь знать.
— А я еще один вопрос не успела вам задать.
— Может, в следующий раз? — попросил Машу Болдырь.
— Светиться неохота, — сказал Гвор, и все дружно засмеялись.
— Вот-вот, я на эту тему хочу спросить, — настаивала дочь. — Вы же жили, если вам верить, почти тысячу лет назад. А разговариваете с нами, будто всю жизнь в СССР жили.
— Где жили? — переспросил Лек.
— В Советском Союзе.
— Брось, — махнул он рукой. — Если ты думаешь, что мы все время сидим в ваших домах, смотрим этот ящик, как его…
— Те-ле-ви-зор, — подсказал Малыга.
— Точно. Мы этого и сейчас не понимаем. По молодости, когда еще интересовался, я знал что в России Рюриковичи царствовали. Поверь, когда тебе стукнет четыреста лет — уже все равно, кто на земле правит. Все это преходяще, Анна. Ой, что это я? Конечно же, Маша. Оговорился. Больно похожи вы с корнилиевой дочкой… Да, а вот слова, они ведь как вода в песок впитываются. Мы могли бы с тобой по-нашему говорить, по-русски.
— Извините, — опешила Маша, — а сейчас вы на каком языке говорите? Разве не по-русски?
Лек только пожал плечами.— Не буду с тобой спорить. Только если бы ты к нам в деревню попала, то ничего из нашего разговора не поняла.
— Так уж и ничего?
— Ну, хорошо. Вот наши имена — они вроде как прозвища, мы без фамилий обходились. Скажет кто, бывало, Гвор — и всем понятно, почему моего друга так назвали. А ты что поняла, услышав это имя?
— Наверное, Гвор — от слова говор или говорить. Видно, ваш друг любит много говорить.
Опять дружный смех.— Это Гвор-то любит поговорить? — Лека смеялся от души. Даже в глазах его, доселе холодных и ничего не выражающих, затеплился огонек. — Не обижайся, Маша, но ты сейчас сама же и ответила на свой вопрос: почему мы говорим с тобой на
— На древнерусском языке, дочка, Гвор означает пузырь.
— Пузырь?
— Именно так.
— А Малыга? На мамалыгу похоже.
— А что такое мамалыга? — спросил у Маши хозяин странного для нашего времени имени.
— Это каша из кукурузы, простите. Ее в Молдавии любят. Я не ела, но читала.
И опять смех. Не смеялся только Малыга. Я ущипнул себя за руку. Может, мне весь этот бред снится? Компания из одиннадцатого века дружно, но беззлобно смеялась над своим товарищем.
— Ой, не могу! Каша из кукурузы! — держался за живот Гвор.
— Не смейся, Гвор, а то лопнешь, как Гвор, — мне самому стало весело.
— А его поэтому так и прозвали, что когда он смеялся, простите, ржал, казалось, вот-вот лопнет. — Это Лека вступил с пояснениями. — Кстати, а что такое кукуруза?
— Этого ты знать не можешь, — отомстила ему Маша.
— Почему же не могу?
— Сам сказал — темный. Тем более что Колумб кукурузу из Америки привез, когда тебе уже четыреста лет было, и ты ничем не интересовался.
— Да мы в эти годы еще вьюношами были, — впервые вставил словечко Зеха. — Правильно я сказал — вьюношами? И, кстати, кто такой Колумб?
Мне совершенно определенно нравились эти ребята. Я понимал, что их знания, словарный запас, почерпнуты от людей, все эти века живших на Маре. Не меньше и не больше того. В комнате стало еще светлее, и силуэты наших собеседников начали бледнеть.
— О Колумбе — в следующий раз. Пора нам прощаться. — Я взял инициативу в свои руки.
— А кто мне ответит, что означает Малыга? — Маша укоризненно посмотрела на меня. — Или ты просто не знаешь?
— Ой, хитрая! Хорошо. Малыгами в древности и позже на Руси называли самого младшего ребенка в семье.
— Точно! — подтвердил Малыга. — Как хорошо, что именно вы оказались в этом доме, а то, помню, лет двести назад…
— Ты замолчишь, вьюноша? — Болдырь грозно взглянул на Малыгу. — Маша еще не со всеми нами познакомилась. — И, обратился ко мне, подбоченясь: — Продолжите, Николай.
— Спасибо. Болдырь, дочка, это…
— Кажется, я знаю, — обрадовалась Маша. — Это тот, кто бочки делает. Вы делали бочки, да? Или ваш папа?
Ну и горазды же они смеяться., люди, бывшие ровесниками Владимира Мономаха. До меня только сейчас стала доходить вся уникальность данной ситуации.
— Ой, батюшки, умираю! — почти пищал, задыхаясь от смеха, Гвор. — Бочки! Его папа! Не обижайся, Машенька, но ни он, ни его папочка отродясь ничего, окромя невода, в руках не держали.
— Болдырем, дочка, называли человека, у которого родители из разных народов. Насколько я понимаю, мама у Болдыря была славянка, а отец пришел откуда-то из южных краев. Зеха, если мне не изменяет память, означает разиня. Уж прости, коли я обидел тебя, Зеха.
— А за что извиняться? Уж коли назвали, так назвали.