Возвращение на Подолье
Шрифт:
— Враги? Где?
Они долго петляли в мокрых, плохо освещенных подвалах. Чухнарь, как манекен, шел за дежурным офицером время от времени повторяя:
— Враги? Где враги?
Возле сорок пятой камеры они остановились.
У массивной двери, на которой помимо железной штанги висел амбарный замок, стоял дряхлый старик в военизированной форме.
— При-ш-ш-ш-ли, Иван Григорьевич? А я уже дешать минут вас подшидаю.
— Ты мне нужен, Михайлов, — хлопнул его по плечу Петренко. — А ты, Алтухов, на сегодня свободен. Можешь уходить
С грохотом упала штанга. Дверь издала вековой скрип и медленно открылась. Когда они вошли в камеру, удивлению Быка не было предела. Даже прапорщики имели право заходить к смертникам только в сопровождении пяти-шести человек. Валентин натянул одеяло на голову, а Бык вскочил с нары и вытянулся по стойке смирно.
— Этот самый, — жестяным голосом сказал Петренко, и плакатным жестом указал пальцем на уголовника.
Пьяный до невменяемости Чухнарь все же стоял на ногах. Выпучив пьяные глазки, мало чем отличающиеся от пуговок Быка, он неожиданно громогласным голосом рявкнул:
— Какая партия?! Отвечай, какая партия, мразь?!
Зубы Быка отбивали дробь. В начале визита он думал, что пришло помилование и сейчас этот старый генерал прикажет зачитать бумагу из Москвы.
— Я не понимаю, Иван Григорьевич, чё они меня спрашивают?
Но и Петренко Иван Григорьевич повел себя не так как обычно.
— Говорит не виноват, а сам только что из побега, — толкнул локтем Чухнаря.
— Это не я, не я! — закричал Бык, и стал стаскивать с нары Королькова.
Лицо Чухнаря исказила звериная гримаса. Заученным движением он молниеносно расстегнул китель и вытащил пистолет.
Когда Бык увидел направленный на него ствол, его глаза округлились и увеличились до такой степени, что теперь напоминали глаза австралийской обезьяны.
— Гражданин начальник, я не…
Отчаянную попытку объяснить прервал сухой звук выстрела. За первым выстрелом последовали еще. Теперь генерал вел беглый огонь по скрюченному на койке Королькову.
Огромная туша Быка распростерлась в луже крови. Корольков лежал, свесившись с койки. Широко открытые глаза медленно стекленели.
Вслед за выстрелами раздался крик полковника Петренко:
— Михаил Васильевич, товарищ генерал, что вы наделали?!. Какие меньшевики, это не тридцать седьмой год! Михалыч, быстрее вызывай санчасть!
Чухнарь судорожно сжимал рукоятку пистолета, бессмысленно уставившись на трупы. Губы что-то шептали. Что именно, расслышать было невозможно.
Петренко вырвал у генерала пистолет и выскочил в коридор.
— Эй, Михалыч, где ты, постой!
— Я здешь, товаришщ полковник.
— Не спеши докладывать, тебе сколько до пенсии?
— Уше дешять лет, как полошено. Товаришщ полковник, я того, што вы хотите?
— Быка застрелил ты, при попытке обезоружить генерала. Застрелил из пистолета генерала.
— Но, товаришщ полковник…
— Молчать! Ты был исполнителем уже в тридцать первом. Вспомни, скольких людей переправил на тот “берег” [40] ?
— Не
— На тот свет, старая вешалка. Получишь благодарность и уйдешь на пенсию. Со своего фонда я подброшу деньжонок. При упоминании о деньгах морщинистое лицо прапорщика заметно оживилось.
40
На тот свет
— Иван Григорьевич, я ваш понял, но только давайте шразу договоримшя. Благодарноштей по слушбе мне не надо. Тысяча долларов внучке на приданное, и мы с вами в рашщете.
— Ладно, черт с тобой. Завтра получишь тысячу долларов, а теперь беги к ДПНСИ, заяви по форме.
В коридоре раздавался грохот множества сапог. Сначала в распахнутые двери ввалился капитан Ашимов, затем из санчасти прибежал дежурный врач Юрий Георгиевич в сопровождении двух прапорщиков.
Чухнарь, у которого приступ алкогольного психоза сменился глубокой депрессией, сидел в ногах убитого Королькова, закатив глаза и склонив голову на грудь. Петренко стоял рядом, пытаясь его поднять.
Казах Ашимов подскочил к Петренко и, выпучив заплывшие глазки, затараторил:
— Тафаришт палкофник, генерал не пастрадала?
— Молись аллаху, на твое счастье не пострадал.
— Патшему мае, я здесь ни при чем.
Петренко устрашающе выпятил челюсть и, что есть силы, рявкнул:
— А кто сегодня дежурный?! Кто должен был проследить, чтоб генерала сопровождала охрана?
— Мине никто не предупредил. Тафаришт полкофник, я софсем не виновата.
— Не виновата, — передразнил Петренко. — Дежурный ты? Ты за все и отвечаешь!
Михалыч и Ашимов подхватили очумелого генерала под руки и потащили в кабинет начальника тюрьмы. Петренко шел следом за ними. Прапорщики и тюремный врач остались в камере.
Только глубокой ночью генерал Чухнарь пришел в себя. Первое, что он увидел, было аскетическое лицо полковника Петренка, склоненное над письменным столом.
Пробуждение генерала Петренко встретил театральным движением разведенных в разные стороны рук.
— Ну, слава Богу, я уже хотел к тебе вызывать доктора. И часто это у тебя, Мишка, бывает?
Чухнарь осоловело моргал глазами. Он что-то силися вспомнить, но изношенный старческий мозг информацию не воспроизводил.
— Чего бывает?.. Можно подумать, ты не пьешь?
Петренко дружески заулыбался.
— Я, Миша, конечно же пью, но, когда пьяный, во время перестройки людей не убиваю.
— Каких людей? — встревоженно встрепенулся генерал. — Чего ты там буровишь? А ну, давай выкладывай! — уже приказным тоном прикрикнул он.
— Ты, что, взаправду ничего не помнишь?
— Молчать! — что есть силы Чухнарь треснул кулаком по столу. — Я вам покажу, как из старшего по званию делать дурака!