Возвращение повесы

Беверли Джо

Поскольку она занималась документами, он взялся за дело, которое по глупости поручил сначала Хэлу, – принялся просматривать книги. Ему удалось найти еще несколько писем и кое-какие записи покойного. Некоторые из книг Джейн, наверное, собиралась взять с собой, но вот что делать со связками журналов и торговых справочников?

– В чем дело? – неожиданно спросила Джейн. Саймон взглянул на нее и проворчал:

– Чертовски хочется выбросить все эти газеты, журналы и справочники. Зачем Исайя их хранил?

– Хранил, потому что не удосужился отсюда убрать, –

ответила Джейн. – Не думаю, что он ими дорожил. Ты прав, их надо выбросить.

И про женщин еще говорят, что они сентиментальны и чувствительны!

Он извинился и пошел в соседнюю комнату, где лежал Исайя. При его появлении человек в черном костюме тотчас же выскользнул в коридор. Саймон понимал, что пришел сюда как бы в укор Джейн, что, конечно же, было явной глупостью. Ведь Исайи здесь нет – только его труп. Джейн правильно сказала: ее дядя терпеть не мог, когда люди попусту тратили время. Он требовал лишь одного – чтобы Саймон взял на себя заботу о Джейн. Значит, следовало вернуться к ней.

У дверей кабинета Саймон увидел Хэла, беседовавшего с двумя слугами, которых он привел с собой. Эти двое пока что ничем не могли помочь, поэтому Саймон предложил им пройтись по конюшням и прочим хозяйственным строениям, где могли бы найтись какие-нибудь вещи, подходящие для аукциона.

– А почему бы не продать дом вместе со всем содержимым? – спросил Хэл. – Так было бы гораздо удобнее.

Господи, конечно! Но сначала следовало поговорить с Джейн. Приблизившись к столу, Саймон проговорил:

– Дорогая, те вещи, которые тебе нравятся, мы, разумеется, возьмем с собой, но…

– Перевозка будет стоить дороже вещей, – перебила Джейн.

– Но я не нищий. Если ты хочешь что-то взять, то бери.

– Нет, я ничего не хочу. – Она поднялась из-за стола. – Извини, мне надо заняться обедом.

Джейн выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь. Проводив ее взглядом, Саймон покачал головой. Черт побери, почему бы ей не разразиться слезами?! Ведь так поступила бы любая женщина. Впрочем, он, наверное, несправедлив к ней. Просто она старалась держать себя в руках.

Саймон снова принялся просматривать книги, но больше ничего не обнаружил. Вскоре их с Хэлом позвали в гостиную – обедать. Оказалось, что Джейн успела приготовить довольно приличный обед. Саймона по-прежнему возмущало ее спокойствие, но он старался не подавать виду. Взглянув на жену, он с улыбкой сказал:

– Замечательно… Какая ты умница!

Она покраснела – он надеялся, что от удовольствия. Когда они сели за стол, Джейн сказала:

– А как мы доставим свои вещи в Монреаль? И сколько можно взять на «Эверетту»?

Саймон снова улыбнулся. Может, он напрасно возмущается? Ведь гораздо лучше иметь спокойную и уверенную в себе жену, чем плачущую и беспомощную.

Ответив на вопрос Джейн, Саймон склонился над своей тарелкой. Во время обеда он впервые обратил внимание, как Хэл режет мясо – тот орудовал какой-то странной комбинацией ножа и вилки. Видимо, его любопытство было слишком заметно, потому что майор сказал:

– Это

называется вилкой Нельсона. С более тонкой стороны она острая, как нож, и изогнута. Замечательная вещь! У нее то преимущество, что в случае необходимости можно перерезать кому-нибудь глотку.

Поскольку тема была открыта, Саймон спросил:

– Ты не находишь, что тебе был бы полезен крюк или что-нибудь в этом роде?

– Возможно, – кивнул Хэл. – Проблема в руке. Рука – очень сложный инструмент. У меня была деревянная с шарниром на локте, но ее можно было двигать только другой рукой. Говорят, в Ирландии есть мастер, который делает кое-что получше. Может, когда-нибудь я его навещу.

Хэл говорил спокойно, без надрыва, но Саймону все равно было ужасно неловко. Он не знал, что сказать, но тут, к счастью, вошла служанка с вязанкой дров. Саймон вспомнил, что за дровами обычно ходил Исайя. Поднявшись из-за стола, он сказал, что сам займется дровами. По правде говоря, он просто убегал к работе.

Саймон принес еще две вязанки: одну отнес в свою комнату, другую – после некоторого колебания – в спальню Джейн. Ему несколько раз случалось заглядывать в ее комнату, но раньше он никогда не переступал порог и теперь испытывал неловкость. Разумеется, муж имеет полное право заходить в комнату жены, но все же…

Осматривая комнату Джейн, Саймон пытался понять, что за человек его жена. Мебели здесь было совсем немного: узкая кровать, комод, стол, кресло-качалка у камина. Оставалось еще достаточно места, и Джейн вполне могла бы поставить сюда кровать пошире. Почему же она этого не сделала? Действительно – как монашка.

Потом он вспомнил, что Исайя готовил эту комнату для двух девушек. Когда племянница приехала одна, лишнюю кровать убрали из сочувствия к ее горю. Джейн не стала ничего менять – ей тогда было не до того. И она, судя по всему, не тратила на себя денег. Хотя Исайя с удовольствием купил бы ей все, что она пожелала бы. Но почему же она ничего не просила, почему?..

На кровати – простенькое лоскутное одеяло; на полу – прекрасный ковер, но накрыт лоскутным половиком. На кресле же лежало свернутое вязаное одеяло, – наверное, Джейн заворачивалась в него, когда было холодно. И сразу же вспомнилась вязаная шаль, которую Джейн иногда накидывала на плечи. Исайя купил бы ей шаль из лучшего кашемира, если бы она только пожелала.

Вероятно, ей было не очень-то уютно в Тревитт-Хаусе. Но тогда как же она почувствует себя в Брайдсуэлле? А вот здесь, в ее спальне, было необыкновенно уютно. Все эти лоскутки, рукоделие… Похоже, Джейн свила себе тут уютное гнездышко. И окружила себя картинками из своего прошлого. Что ж, ничего удивительного, ведь у него в комнате тоже висят миниатюры родителей и вид Брайдсуэлла.

Саймон внимательно рассматривал портрет Арчибальда Оттерберна, висевший на стене. Между отцом и дочерью – несомненное сходство, хотя Саймон подозревал, что в одном мизинце Джейн было больше энергии и силы, чем во всем теле ее покойного папаши. Ведь он умер, схватив простуду под дождем…