Возвращение Скорпиона
Шрифт:
Я почти испугался:
— Что вы-что вы! Не надо как в первоисточнике! Просто неудачная шутка… — И тяжело вздохнул: — Не приютите бедного странника?
Лариса прищурилась:
— А что, остальные богадельни уже закрыты?
Я понуро уронил голову:
— Увы, после таинственного исчезновения Маргариты Владимировны я вдруг осознал, что кроме вас в этом городе у меня никого нет.
Она всплеснула холеными белыми руками, скромненько оборудованными тонким золотым браслетом-цепочкой и тремя перстнями.
— Да что вы!
— Угу, — подтвердил я. — Нет, я знаю чуть-чуть Ритиного
— Но пришли именно ко мне, да?
— Да.
Еще пару секунд стоп-кадр — и она посторонилась.
— Ладно, проходите, бедный странник.
Я вошел в переднюю и стал разуваться.
— Поищите, там где-то должны быть шлепанцы. — Голос Ларисы раздавался уже, судя по всему, из кухни. — Нашли?
— Нашел.
— Не малы?
— В самый раз, — заверил я хозяйку, невольно подумав при том: а интересно, сколько же мужиков влезали в эти шлепанцы сорок третьего размера до меня и сколько еще влезут после?..
Нет-нет, я вовсе не отождествлял сей "тапочный акт" с непременным последующим актом иного рода — сам-то, к примеру, приперся сюда вроде бы не за тем, а значит, вроде бы не за тем могли приходить сюда и другие собратья мои по полу и разуму, однако помните старый итальянский фильм "Следствие по делу гражданина вне всяких подозрений", главный герой которого (Волонте), большая шишка, убивает шлюху, уверенный, что ему ничего за это не будет? Так вот про ту шлюху в полицейском протоколе пишут: "Вела исключительно постельный образ жизни". Признаюсь, нам, соплякам, этот "исключительно постельный образ жизни" был тогда как щелка в иной, взрослый, мир, и выражение это нам жутко нравилось, как нравилось несколькими годами раньше чеканное Атосово (из французского фильма): "Миледи де Винтер, заклейменная проститутка…", а несколькими годами позже…
Но, впрочем, довольно о солнечном детстве. Так вот, совершенно не желая никого обидеть, а уж тем более убивать, замечу все же, что словосочетание про, быть может, и не "исключительно", однако достаточно "постельный" образ жизни почему-то преследовало меня всю дорогу от передней до кухни.
В кухне оно меня на время покинуло.
В кухне Лариса уже проворно накрывала на стол и, невзирая на мои вялые протесты, выставила едва ли не суточный рацион жиров, белков и углеводов какого-нибудь Александропервовского гренадера или кирасира.
Выставила. Сказала:
— Приятного аппетита, — и ушла. А-а, ну коли так…
Когда Лариса вернулась, практически все было уже кончено, и я томно отдыхал, развесив свои годовые кольца на спинке ее мягкого, ну очень мягкого кухонного дивана, как питон, переваривающий антилопу.
— Огромное спасибо, — проговорил я.
Она кивнула:
— Огромное не за что. — Обозрела царящую на столе пустыню. — Ну вот, а вы боялись. — Строго предупредила: — Не трогайте здесь ничего, идите в зал, включайте телевизор и отдыхайте… — И вдруг негромко спросила: — Риту, видимо, вы не нашли?
Я утробно вздохнул:
— Видимо…
Она дёрнула плечом.
— Ладно, идите. Прилягте на тахту, а я пока приму душ. — В ответ на мой заинтересованный взгляд пояснила: — Перед вашим приходом я как раз собиралась принять душ.
Я начал расстегивать рубашку:
— Хочу!
Она рассмеялась:
— Ишь, прыткий! После меня. Или хотите до?
Поразмыслив, признался:
— Я хочу одновременно.
В глазах Ларисы заплясали юмористические бесенята, а синхронно с бесенятами заплясали под халатной материей полные груди.
— Оба мы там навряд ли поместимся. Особенно после того как… — И показала на пустой стол.
Я сделал обиженное лицо:
— Так вы это нарочно?
Она подтвердила:
— Конечно, нарочно. — Посерьезнела. — Ну, довольно трепаться, идите, не задерживайте ни меня, ни себя.
Я подчинился.
— Ухожу. Ухожу, о странноприимная! — Ушел. Пришел. Включил телевизор и вытянулся на громадной тахте.
В телеке шло что-то очередное из породы "поля чудес", но я обостренным слухом бдительного пограничника ловил сейчас только звуки воды, доносившиеся из ванной, и по меняющейся интенсивности этих звуков невольно пытался гадать, какая именно из частей пребывающего там роскошного тела и под каким углом подвергается в данный момент более или менее пристрастному омовению. Ох, слушал-слушал, гадал-гадал, — и, чтобы хоть как-то успокоиться, вскочил и заходил взад-вперед.
Наконец звуки стихли, и понемногу кора моего головного мозга вновь начала возвращаться в относительное равновесие с остальными членами.
Вошла Лариса с огромным тюрбаном из полотенца вместо волос.
— Вы что стоите? В ногах правды нет.
— Но нет ее и выше! — неожиданно для самого себя ляпнул я. — Ой! Извините, я совсем не то имел в виду! И вообще, это не я, это…
Она громко расхохоталась:
— Ладно, Нью-Гамлет, топайте в ванную, там всё приготовлено.
Что ж, потопал. Запираться, малость поразмыслив, не стал — а ну как хозяйке что срочно понадобится. Разделся, включил воду, намылился, потерся от души, начал смывать пену и…
И тут вдруг погас свет.
В первый момент я, по привычке видеть во всем только дурное, дёрнулся — и едва не поскользнулся, с трудом удержав равновесие. Однако же во второй…
В общем, обнаружив, что под струями теплой воды уже не одинок, я не стал кричать "На помощь!" и звать милицию. Лишь пробежался, как пробующий новый инструмент пианист по клавиатуре, дабы убедиться в качестве его звучания, пальцами по спине инкогнито. Заодно же пробежался и для того, чтобы прояснить для себя: что сие значит? Случайная детская ошибка или же вполне осознанное взрослое действие? Или — действо.
— Evening,1 — сказал я и со спины поскакал дальше. — Заблудилась?
Мокрая она прижалась к мокрому же мне:
— Нет, просто решила поздороваться поближе.
Я вздохнул:
— Что-то долго собиралась.
— А присматривалась. Здравствуй!
— Ну здравствуй…
Какое-то время после этого наши рты были заняты, а когда освободились, Лариса фыркнула:
— Ой, живот проткнешь!
Я рекламным голосом пояснил:
— "У тебя две дырки…"
— Хочешь сделать третью?! — Она быстро повернулась спиной, наклонилась, но не успел я обрадоваться, как сверху на голову и все остальное хлынул могучий ледяной поток.