Возвращение в Итаку
Шрифт:
– Брось, – сказал я. – Идем, покажу проход.
Садом мы обогнули площадь и вышли к дому с другой стороны. Здесь я увидел знакомого капитана с повязкой на рукаве, капитан жадно затягивался сигаретой и, не глядя, сунул Сергею ладонь, когда я их знакомил.
– Не могу больше, – сказал мне этот капитан. – Поручение, я тебе скажу…
Я сочувственно покивал капитану и подумал, что мне повезло, тяжело с такими поручениями, а кому-то выполнять их надо… Толпа вдруг дрогнула, подалась вперед, и снова над нею заметался радиоголос.
– Молоденькая, – сказала бабка.
Она
– Врачиха, – сказал капитан. – Как на войне. И бабы гибнут на море…
Я поднялся на ограду, чтоб стать рядом с Сергеем, и увидел, как маленький гроб осторожно лег на машину. Машина тронулась, завыли надраенные трубы.
– На кладбище пойдем? – спросил я.
– Не успеем, – ответил Сергей. – Не хочу опаздывать на поезд.
На вокзал мы ехали трамваем среди взбудораженных людей и слушали, как они говорили об этом…
– Знаешь, о чем думаю? – сказал Сергей.
– О них?
– И о них тоже… – Он замолчал.
– А Вселенная наша расширяется, – сказал Сергей. – Весь космос миллиарды лет расширяется от необычайно сверхсжатого и сверхгорячего состояния, и те звезды, что видим мы в небе – по ним ты определяешь место свое в море, – и галактики тоже бегут друг от друга в стороны, словно люди из горящего дома, бегут вот уже миллиарды лет. А еще будет так, – сказал Сергей, – на сорок пятом миллиарде лет прекратится это движение, и все звезды побегут в обратную сторону, понимаешь, теперь друг другу навстречу, начнется сжатие… Потом снова расширение. И так без конца…
– Сорок пять миллиардов, – сказал я. – На нас с тобой хватит.
– Ничего ты не понял, – сказал Сергей.
Врет он, я все понял, у меня даже дух захватило от Серегиных слов, но ему ничего не сказал об этом, я знал, как ему неуютно где-то внутри себя.
Мы вышли на вокзальную площадь, и мне показалось, будто мы потеряли что-то с Сережкой.
Наверное, он испытал такое же чувство, повернулся ко мне, заглянув в глаза, и тронул за рукав.
– Замолчали, – сказал он, и я понял, что не хватало нам корабельного воя в порту.
– Последнего опустили, – сказал Сергей.
Мы забрали в камере хранения чемодан и медленно – время еще оставалось – побрели на перрон, где стоял поезд и возле вагонов не было пассажиров, никто не хотел уезжать из этого солнечного дня, а Сергей уезжал. Не нужно, чтоб он уезжал, не надо мне оставаться с этим днем наедине.
– Смотри-ка, – сказал Сергей, – никак Решевский?..
Стас догонял нас, улыбался, и мы заулыбались тоже. Сергею было приятно, что и Стас его провожает, и мне теперь будет легче – рядом останется человек.
Вагон не уместился под навесом, мы стояли у подножки вчетвером – Сережка, Стас, солнце и я.
Но поезду следовало трогаться, и он двинулся, тихо двинулся вдоль перрона, а мы принялись тискать Сережке ладонь.
Он прыгнул в тамбур, поднял и опустил руку, крикнул, мы не расслышали слов и молча стояли на перроне, где почти не было провожающих,
– Посидим, – сказал Стас.
Солнце оказалось перед глазами, мы щурились, затягивались дымом и молчали. В порту было тихо, день продолжался, и казалось – он не окончится сегодня.
– Что собираешься делать? – спросил я Стаса.
– Тут одна девчонка приглашала, – сказал он, – день ее рождения.
– Возьми меня с собой, – попросил я.
Мне не хотелось с ним расставаться, я знал, что надо домой и все равно придется туда идти, рано или поздно, знал, что Галка ждет меня дома, и подтолкнул Решевского локтем.
– Возьми, – сказал я.
– Брось, тебе домой надо, – ответил Стас.
– Гад ты, – сказал я. – Ползучий.
– Не заводись, все гады ползучие. Завтра спасибо скажешь…
…Не раз и не два вспоминал я солнечный день в марте, он мне снился в колонии едва ли не каждую ночь, только хоронили в моих видениях ребят с «Кальмара», Галку, Решевского и меня самого. Не знаю, кого похороню в следующем сне, но вот здесь, в зале ресторана «Балтика», к исходу вечера я стал понимать, как уходит от меня былая уверенность в незаслуженной обиде, и все больше и больше ощущаю себя лишним с ними – с Галкой и Решевским…
Решевский пристально посмотрел на мою руку, и в эту минуту я понял, что он вспоминает ту историю, что случилась с нами на практике. Было это много лет назад, наверное, мы тогда были другими. Ни мне, ни Стасу не пришло бы и в голову, что окажемся с ним когда-нибудь в нынешней ситуации.
А на «Волховстрое» произошло вот что…
…Северным морским путем мы пригнали в Петропавловск сейнеры для камчатских рыбаков. Практика началась в мае, а сейчас был конец сентября. Нам бы на самолет – и до дому, благо на перегоне мы были зачислены в штат матросами первого класса и денег у нас было довольно. Но всем вдруг захотелось побывать во Владивостоке, а чтоб не идти в этот порт пассажирами неделю, мы нанялись на сухогрузный транспорт «Волховстрой», пароход, построенный еще в двадцатые годы.
Нас, четверых, определили матросами, отвели каюту и сразу кинули на погрузку: через сутки судно готовилось отойти.
Начался рейс. Все шло нормально. Мы спустились на юг вдоль камчатского побережья, прошли Первым Курильским проливом в Охотское море, оставив справа мыс Лопатку и налюбовавшись вдоволь на остров-вулкан Алаид. Не принес нам неожиданностей и пролив Лаперуза: был, правда, туман, но он скоро рассеялся, едва миновали Хоккайдо.
Японское море встретило нас жестоким штормом. Бешеный норд-вест поддавал в правый борт и валил «Волховстрой» из стороны в сторону, доводя крен до тридцати-сорока градусов. Положение создалось критическое, и капитан принял решение изменить курс. Судно привели носом на ветер, бортовая качка сменилась килевой, и мы медленно выгребали против ветра, делая по две мили за четырехчасовую вахту.