Возвращение в Оксфорд
Шрифт:
— Оставьте его до моего возвращения — если повезет, то до завтра, а иначе до бог весть каких пор. Черт! Я так и знал, что будут неприятности. — Он все еще стоял под буками. — Гарриет, не пользуйтесь моим отсутствием, чтобы дать себя укокошить. Если сможете, конечно, — вы не очень-то умеете хранить ценные вещи.
— Уберечь хотя бы себя? Хорошо, Питер, на этот раз я постараюсь изо всех сил. Слово чести.
Она протянула ему руку, он ее поцеловал. И вновь Гарриет почудилось, что в темноте кто-то крадется, как и в прошлый раз, когда они шли через полный теней двор. Но она не посмела его задерживать и потому
— Мисс Вэйн, я хотела бы с вами поговорить.
— Разумеется, — сказала Гарриет. — Я с вами тоже.
Мисс Гильярд, не промолвив больше ни слова, повела ее к себе в гостиную. Гарриет следовала за ней. Наконец преподавательница закрыла дверь и повернулась к Гарриет. Лицо ее было белее мела.
— Мисс Вэйн, в каких отношениях вы состоите с этим человеком?
— Что вы имеете в виду?
— Вы сами знаете. Если никто не собирается говорить с вами о вашем поведении, значит, я поговорю. Вы приводите сюда этого человека, прекрасно зная, какая у него репутация…
— У него репутация превосходного детектива.
— Я о морали. Вы знаете, что он печально известен на всю Европу. У него были десятки женщин…
— Сразу или по очереди?
— Не стоит упражняться в остроумии. Я понимаю, человеку с вашим прошлым все это кажется забавным. Но попробуйте хотя бы вести себя поприличнее. Как вы на него смотрите — просто стыд и позор. Притворяетесь, что вы всего-навсего знакомые, и на людях упоминаете его титул, а наедине зовете по имени. Водите его по ночам к себе в комнату…
— Слушайте, мисс Гильярд, я не позволю…
— Я вас видела. Дважды. Он был здесь сегодня. Целовал вам руки, увивался за вами.
— Так это вы шпионили под деревьями.
— Как вы смеете так выражаться?
— А как вы смеете такое говорить?
— В Блумсбери [288] вытворяйте что хотите — это не мое дело. Но не здесь. Если вы будете водить сюда любовников…
— Вы прекрасно знаете, что он мне не любовник. И прекрасно знаете, зачем он сегодня заходил ко мне в комнату.
288
Блумсбери — район, где живет Гарриет. Там традиционно селились люди творческих профессий. Мисс Гильярд, очевидно, намекает на свободные нравы богемы.
— Да уж, могу догадаться.
— А я прекрасно знаю, зачем вы туда заходили.
— Я?! Я вас не понимаю.
— Понимаете. А он, как вы знаете, пришел осмотреть разгром, который вы у меня устроили.
— Не заходила я к вам в комнату.
— Не заходили и шахматы не разбивали?
Темные глаза мисс Гильярд вспыхнули.
— Разумеется, нет. Говорю вам, сегодня вечером я и близко не подходила к вашей комнате.
— Вы лжете, — сказала Гарриет.
Она была слишком зла, чтобы бояться, — и все же ей пришло в голову, что если эта неистовая бледная женщина на нее бросится, то вряд ли кто-нибудь придет ей на помощь на этой отдаленной лестничной площадке. Да, ошейник бы не помешал.
— Я знаю, что это ложь, — продолжала Гарриет, — потому что
Она уже ко всему была готова, но, к ее удивлению, мисс Гильярд пошатнулась, резко опустилась на стул и проговорила:
— О боже!
— Если вы не имеете отношения к тому, что мне разбили шахматы, и ко всему остальному, что творилось в колледже, объясните, что значат эти осколки.
«Что я за дура, — подумала она, — так раскрывать карты. Но если не раскрыть — что станет с уликами?»
Мисс Гильярд сняла туфлю и оторопело уставилась на кусочек белой кости, прилипший к каблуку.
— Дайте сюда, — сказала Гарриет и забрала у нее туфлю.
Она ждала, что мисс Гильярд начнет яростно отпираться, но та проговорила только:
— Это доказательство… неопровержимое…
Гарриет мрачно усмехнулась, возблагодарив небеса за неискоренимость академических привычек: по крайней мере, здесь хорошо понимают силу неопровержимого доказательства.
— Я и в самом деле заходила к вам в комнату. Я хотела сказать то, что сказала сейчас. Но вас там не было. А когда я увидела этот разгром на полу, я подумала… я испугалась, что вы подумаете…
— Я и подумала.
— А он что подумал?
— Лорд Питер? Не знаю. Но наверное, теперь что-нибудь подумает.
— Но у вас нет доказательств, что это сделала именно я, — внезапно оживилась мисс Гильярд. — Вы можете утверждать только, что я была в комнате. Когда я к вам зашла, шахматы уже разбили. Я это увидела и подошла поближе посмотреть. Можете доложить своему любовнику, что я их видела — и обрадовалась, что они разбиты. Но он вам ответит, что это не доказывает мою вину.
— Послушайте, мисс Гильярд, — сказала Гарриет. Ее раздирали противоречивые чувства: злость, недоверие и какая-то ужасная жалость. — Поймите же наконец: он мне не любовник. Неужели вы думаете, что если б мы были любовниками, мы бы стали… — тут ее природное ехидство взяло свое, и она с трудом сохранила невозмутимый тон, — попирать нравственность прямо в Шрусбери? Вот уж нет места хуже. Даже если б мы ни во что не ставили колледж — зачем? Весь мир к нашим услугам — к чему развлекаться именно здесь? Просто глупо. А если вы в самом деле были во дворе, то должны были понять, что настоящие любовники так друг с другом не обращаются. Если вы хоть что-то в этом понимаете, — добавила она довольно-таки жестоко. — Мы старые друзья, я обязана ему…
— Вы несете чушь, — резко оборвала ее мисс Гильярд. — Вы прекрасно знаете, что влюблены в него.
— О господи! — До Гарриет наконец дошло. — Не знаю, как я, но кое-кто — точно.
— Вы не имеете права так говорить!
— Это же все равно правда, — сказала Гарриет. — Ох, черт! Наверное, вам от того не легче, но мне ужасно жаль.
Динамит на пороховом заводе? Да уж, мисс Эдвардс, как точно вы это подметили — самая первая! Это представляет интерес для биолога. Нет дьявола коварней. «Это дьявольски все осложняет», — сказал Питер. Он-то все заметил. Уж наверняка. Он проходил через это десятки раз — с десятками женщин со всей Европы. Боже мой! Интересно, мисс Гильярд просто злобствовала или и впрямь поработала с источниками и докопалась до венских певичек?