Возвращение в "Опаловый плес"
Шрифт:
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Нормально. Надеюсь, гости не обидятся, что я так рано ушла.
Джарра тоже был весь в грязи, на одежде краснели пятна крови.
— Я только вымоюсь и переоденусь.
— Собираешься вернуться к гостям?
Он остановился в дверях ванной.
— В этом нет необходимости. Меня никто не потеряет.
К его возвращению Скай уже выключила свет, но еще не спала. Шум веселья внизу постепенно стихал.
Скрипнула кровать, матрас продавился под тяжестью его тела. Он тронул ее за плечо, окликнул шепотом.
— Ты убил его,
— Да, мы его умертвили.
— Келли сказала, что он был ущербный.
— Да, он родился с деформацией. Возможно, передался какой-то рецессивный ген. Попробуем теперь случить Стардаст с другим жеребцом и по всем правилам.
— А если она опять произведет на свет детеныша, подобного этому?
— Маловероятно, но если такое повторится, мне придется исключить ее из программы племенной работы. — Джарра обнял жену. — Нужно было раньше тебя отослать.
— Я не кисейная барышня.
— Все равно тебе не следовало смотреть. В твоем положении это вредно. — Он поцеловал ее в щеку. — Ты нам очень помогла сегодня.
Толку от ее помощи. Жеребенка Стардаст все равно не спасли. Да и Джарра, после того как она привела Клема, только и мечтал как бы избавиться от нее.
Губы Джарры нашли ее рот. Она раздраженно отдернула голову.
— Я устала. Утомительный был день.
— Пожалуй, — помолчав, отозвался он. — Спокойной ночи.
Мысль о жеребенке, которого она даже не разглядела, почему-то не давала Скай покоя. Иногда он ей снился, и она просыпалась со слезами на глазах, полная дурных предчувствий.
В следующий перерыв между выездами на пастбища Джарра велел Скай записаться на прием к врачу и поинтересовался, не желает ли она потом отправиться в Брисбен или даже в Сидней на несколько дней.
— У нас не было медового месяца, а сейчас я мог бы выделить недельку или десять дней.
— Неужели? — Скай вовсе не хотела язвить. Так получилось. Да и разве можно винить Джарру за то, что ему приходится торчать на пастбищах с утра до ночи по восемь-девять месяцев в году: большая ферма — трудоемкое хозяйство. В принципе, она ведь по натуре вполне благоразумная женщина. Очевидно, из-за беременности она стала такой раздражительной и обидчивой. — Мне бы хотелось поехать к морю, — уже более мягко произнесла Скай. Она прежде никогда далеко не уезжала от моря и теперь сама удивлялась тому, что так скучает по нему.
Джарра снял номер в фешенебельном отеле в Серферс-Парадайз, и они целую неделю бездельничали, гуляли по пляжу, купались в море и ужинали в элегантном ресторане гостиницы или в одном из маленьких местных кафе. И на протяжении восьми вечеров они возвращались в свой номер на десятом этаже и, не задергивая шторы на окнах, в которые заглядывало усыпанное звездами черное небо, предавались любовным утехам на широкой роскошной кровати.
Джарра старался укрощать свою страсть, бережными ласками разжигая в ней столь же сильное желание, какое владело им самим.
Несмотря на неоднократные заверения, которые Джарра делал ей на ранних стадиях беременности, Скай опасалась, что ее раздувающиеся формы могут вызвать у
— Ты будешь хорошим отцом, — сказала однажды Скай, когда они, разморенные любовью, лежали после обеда в смятых простынях, нежась в золотистом солнечном свете, просачивающемся сквозь шторы.
— Уж постараюсь, — отозвался Джарра, накрывая ладонью ее руки, покоившиеся на его груди. Он чуть поменял положение, чтобы ей удобнее было держать голову на его плече.
— Расскажи о своем отце, — попросила Скай. — Какой он был?
Все ее знания об отце Джарры зиждились только на фотографии, стоявшей на редко открывавшемся пианино в большом зале усадьбы. На том снимке был запечатлен голубоглазый мужчина с квадратной челюстью и гладко зачесанными назад каштановыми волосами, смотревший в объектив с напряженным видом человека, не привыкшего позировать перед фотоаппаратом.
— Какой он был? — повторил Джарра. — Он был... большой. Во всех отношениях. Говорил мало, был скуп в проявлении чувств и на похвалу, но если уж он отмечал твои заслуги, ты знал, что похвала эта заслуженная, и ценил ее. Отец был справедливый человек, но временами несговорчивый. Если принимал какое-то решение, то переубедить его не представлялось возможным. Соответственно эти решения давались ему нелегко.
— Ты говорил, что он не очень приветствовал новые идеи.
— Верно. Но взвесив все «за» и «против» и наконец-то приняв определенное решение, он уже не менял его. — Джарра коротко рассмеялся. — Насколько мне известно, мама была с кем-то помолвлена, когда отец впервые увидел ее.
— Она сказала, они поженились после двух лет знакомства.
— Ну да. Я слышал, что он вскоре отвадил от нее жениха. Но сам, тем не менее, не спешил со свадьбой.
— Кто тебе это рассказал? — удивилась Скай. — Мама?
— Разумеется нет, черт побери. И уж конечно же не отец. Один из моих дядьев проболтался после похорон. Подвыпил немного и... в общем, день такой выдался. Все занялись воспоминаниями, наружу выползли семейные тайны.
— Семейные тайны?
— В сущности, это не тайны. Но от дяди я узнал много нового о своих родителях. Отец был гораздо старше матери, а она в молодости была поразительно красива. Дядя Пэт думает, что отца смущала разница в возрасте. Он долго за ней ухаживал, отчасти потому, что они жили далеко друг от друга, отчасти, думаю, потому, что они оба хотели убедиться, что не делают ошибки.
— Но у них, наверное, было много общего.
— Да. И думаю, они были счастливы вместе.
— Твоя мама, должно быть, до сих пор о нем горюет.
— Нам всем его очень не хватает. Как я уже говорил, он был большой человек, и с его смертью в жизни каждого из нас образовалась огромная пустота.
— И тебе в двадцать лет пришлось занять его место?
— Это было нелегко, — признался Джарра. — У нас с ним несколько раз случались жуткие перепалки относительно модернизации фермы, но когда вдруг вся ответственность свалилась на меня... это было страшно.