Возвращение
Шрифт:
Да, восклицала Натали над письмами из России, есть страшная радость свободы! Возможность вышагнуть из общего ряда… Особенно ей дорого было то, что речь шла о той самой Наташеньке, что была выделена ею когда-то. И вот теперь она с Ником — тут больше чем судьба, правы осмелившиеся!
В тех письмах Огарев, самый чистый человек, какого знал Александр, обосновывал право «преступить», когда нет другого выхода, и решался он прежде всего не «для себя», а утверждался в праве повести за собой туда, где, считалось, погибель, молодое и младшее, доверившееся ему существо. Не то чтобы его доводы впрямую повлияли на Натали,
К тому же все наложилось на усталость их отношений. Бывает порой утомление в многолетнем браке, так же как бывает усталость голоса и клеток кожи, падение нервной восприимчивости. Наступает некоторая приглушенность в общении много переживших людей… Не будь «друга-недруга», их отношения немного бы перестроились, как уже бывало.
Не будь вмешательства — вкрадчивого и хищного, наворота вселенской пошлости… И — куда ушли их отношения с Натали, полные доверия и нравственной требовательности? Бывает страсть — скорее сродни вражде, а не чему-то светлому, полная страха, уловок и жестокости. Она-то и внесена теперь в ее душу здешним выходцем!
Затмение… И бессилен свет!
Что же делать?!
Недолгая их совместная жизнь в Париже — с терпением, мукой, скрытностью — оборвалась случившимся в Цюрихе.
Малыш Коля в тамошнем пансионе для глухих делал успехи. Он не только научился говорить и приобрел запас слов на немецком, но даже и рифмовал их. Луиза Ивановна писала, что он говорит звонким голосом, но слегка монотонными фразами — не имея возможности соотнести свою речь со слышимым от окружающих. Городское правление наконец доподлинно установило, что его отец атеист и политический эмигрант: был сделан запрос в русское посольство о Герцене и Луизе Ивановне. Отзыв был соответствующим. И вот пожилая дама с ребенком шести лет высылались из города.
Натали кинулась туда как птица: заслонить собой. Хотя ничто уже не могло помешать их высылке.
Разлука, может быть, была теперь к лучшему. Александр приедет сразу же после окончания переговоров с Ротшильдом.
Решено было, что Луиза Ивановна поедет пока с Колей повидать своих немецких родственников. С ними покинул Цюрих, возмущенный происшедшим, один из лучших преподавателей школы Иоганн Шпильман. Это был молодой человек лет двадцати пяти, рослый и полный, с кудрявой белокурой бородкой, веселый, прямодушный. Малыш любил его чрезвычайно. Шпильман будет обучать Колю частным образом.
За историей с ребенком могла последовать высылка из Швейцарии самого Герцена. Было слишком похоже на то.
Они поедут… скажем, в Ниццу. Там тихая провинция — в стороне от печати, посольств, «генералов», милых друзей.
Из Парижа была также выслана Эмма с маленькой дочерью. И Александр с Натали вновь увиделись в Берне с семейством Гервегов в полном составе… Наверняка им и впредь не миновать сталкиваться, тесна Европа. К чему приведут Натали такие встречи? — спрашивал себя Герцен.
Почем знать — чего не знать, сформулировал он жестко. В душе его жил гнев рядом с усталостью.
От этогоне спасешься географически, решил он. И пригласил Гервега с семьей вместе ехать в Ниццу!
А кроме того, Герцен должен был реально доказать то, что провозглашал не раз: что Натали вправе сама решать свою
Глава тринадцатая
Крушенье
Оказалось, что снять в Ницце дом для двух больших семей дело довольно сложное. Эмма со свойственной ей практичностью нашла было, обходя побережье, неплохую дачу с садом и даже с козьим молоком для детей. Правда, она сомневалась относительно эстетства Георга и присутствия козы… Однако затем выяснилось, что дача еще только будет достроена через месяц, Эмму подвело при переговорах с владельцами плохое знание итальянского языка.
Сняли наконец дом Сю (по имени его хозяина), похожий на башню с двумя тесными этажами, увитый до крыши плющом. В здешнем хозяйстве также была коза с упрямой горбоносой мордой, долгой розоватой шерстью и скорбным блеянием. Но приехавший после всех Георг отнесся к ней вполне благосклонно, находя в ней нечто библейское. Молоко нужно было полуторагодовалой дочери Эммы. И в ноябре у Натали родилась крошечная Ольга.
Потянулось странное существование двух семей под одной крышей, с общим столом и прогулками. Натали была нежно-задумчива. Она говорила о гармонии их теперешней жизни, больше ей ничего не надо.
Между тем Георг (Герцен узнает это позднее) настойчиво звал ее оставить дом Сю и бежать. Требовал…
Натали из последних сил держалась за остатки их прежних отношений. Она удерживалась на грани. «Георг — брат и близнец, — говорила она. — С ним хорошо даже молчать, мысль не задевает за него и не спотыкается, почти как без чьего-либо присутствия». Как свой человек, он постоянно находился в детской, и его внимание к детям особенно трогало ее. Их записки друг к другу были почти молитвенными по тону… Александр смотрел на них с чувством бессилия. Того бессилия что-то изменить, когда все катится под гору.
Но что же Эмма?.. Каменная выдержка? Или, напротив, безграничная гибкость убежденной безнравственности? Признаться, у Герцена нет ответа. Уверенная, что все вокруг не могут не умиляться ее мужу, она ворковала своим резким голосом нечто сентиментальномеркантильное — исключительно о нем — и восторженно закатывала свои большие глаза в желтоватых ресницах.
Что это было — столь непоколебимая выдержка Эммы, воистину каменная? Так не может человек любить другого человека… Так вожделенно, слепо и безлично тяготеет один предмет к другомуна виденных им музеях страшноватых картинах-аллегориях великого фламандца Босха, думал Александр.
Позднее исследователям станут известны некоторые из писем Гервегов друг к другу той поры, которые прольют свет на устремления Эммы и Георга. Она давно уже ревновала. Но при «содержане»-супруге именно она была добытчицей, и это определяло ее психологию. В последнее время она с семьей жила на десять тысяч франков, занятых ею у Герцена, и ему же она без стеснения посылала счета на свои покупки. Гервег также уже знал, что разорен… Он отчасти увлечен и даже сам боится своей страстности, а отчасти относится теперь к Натали как к источнику своего благополучия, поддерживает в ней ее экзальтацию. Хотя она против окончательного сближения и постоянно говорит ему, что не уйдет от мужа. Пока это его устраивает…