Впусти меня в сердце

Морейно Аля

Полина приходит спустя минуту, хватает Надюшу и прячется в своей комнате. Не скандалит, не отстаивает своё право на свободное передвижение – и то хорошо. Смирилась? Или выжидает, пока я уйду, чтобы сбежать?

Общий стресс, бессонная ночь, неприятности с рейдерами, попытка ухода Полины. Я почти созрел крушить всё вокруг. И сдерживаюсь только ради бати.

Он молча наливает мне борщ. Наблюдаю за его действиями и не могу не порадоваться, что за последние месяцы он сделал большой рывок вперёд. Ещё совсем недавно положить в тарелку еду было для него неразрешимой проблемой.

–

Ешь.

Немногословен – значит, недоволен мной. Это злит меня ещё сильнее. Какие ко мне могут быть претензии?

– Батя, что случилось? – проглатываю первую ложку. – Не верю, что ты меня дёрнул ради борща. Хотя он и впрямь зачётный, почти, как мама варила.

Он молчит.

– Или это из-за Полины с Надюшкой? Чтобы я их остановил? – высказываю единственное предположение.

– Она ведь не просто так сорвалась возвратиться в общежитие? – по привычке отвечает вопросом на вопрос. – Что у вас вчера произошло?

Отец устраивается за столом с огромной чашкой чая, от которой пахнет мятой. Спрашивает строго, как в детстве, когда я творил какую-то дичь.

– Я взбесился, что она залезла в мою комнату и копалась в вещах, рассматривала фотографии.

– А ты до сих пор ей не рассказал об Ангеле? – отец удивлён. Неужели не понимает, что я не могу ни с кем делиться своей болью?

– Нет, ты же знаешь, я не хочу распространяться.

– Ну и напрасно. Раз привёл девушку в дом, то должен был объяснить. Кстати, это я послал её в твою комнату, забыл там очки. Так что вряд ли справедливо обвинять её в незаконном проникновении на твою священную территорию. Думаю, вошла, увидела фотографии на комоде и не смогла побороть любопытство. Не вижу ничего криминального. Так что зря ты на неё напустился. Можешь меня отругать, что послал её туда, не подумав.

Отец выгораживает Полину так, будто это не я – его сын, а она – его дочь.

Полина действительно что-то бормотала вчера про батю, но я не понял, к чему это было. То ли оправдывалась она невнятно, то ли я не способен был её услышать.

Доедаю обед. Мне пора возвращаться в отель. Через два часа у меня назначена ещё одна встреча.

– Сергей, хватит мучить и себя, и девочку.

– Ты о чём? – делаю вид, что не понимаю.

Не готов я это сейчас обсуждать. Даже сам с собой – не готов. Страшно. Чувствую, что чека из гранаты уже выдернута, и рвануть может в любой момент. Но всё ещё нахожу в себе силы сопротивляться. Хотя вчерашний поцелуй на лестнице показал, что держать себя в руках мне становится всё труднее.

– Отпусти себя и живи дальше.

Мотаю головой. Знаю, к чему он клонит, и считаю это утопией.

– Думаешь, это так просто? После всего… – мне даже представить такое страшно. – Да я от одной мысли об этом чувствую себя предателем! А я всегда был кем угодно, но не предателем, понимаешь?

– Я не думаю, а уверен, что жизнь продолжается, – отец будто не слышит меня. – И Алла вряд ли хотела бы видеть, что ты мучаешься. Она любила тебя и хотела, чтобы ты был счастлив. Если судьбе было угодно оставить нас с тобой живыми, то это неспроста.

– А ты… Ты живёшь? – спрашиваю осторожно.

– Я… Пытаюсь. Завтра вот

обещал Надюхе пирог испечь, если, конечно, они не сбегут от меня по твоей милости... Ни черта в этом не смыслю, буду Полину терроризировать. Но не падать же лицом в грязь перед мелочью!

– Как вариант – закажи в кондитерской, – усмехаюсь.

Малышка крутит из бати верёвки только так. А ему это на пользу. Надеюсь, что рано или поздно он за ней по детским площадкам начнёт бегать. Вон, кулинарное мастерство осваивает.

Кухня – это что-то запредельное для меня. Я способен максимум на яичницу, и та через раз пригорает.

– Не прокатит, я уже пробовал.

– Неужели спалила?

– Похоже на то, – батя оживляется и улыбается. – Заявила теперь, что будет мне помогать. Видимо, контролировать процесс – чтоб не надул её. Мелкая, а сразу видно, что женщина… Маринка меня так же в бараний рог скручивала… Ты от разговора-то не уходи! – вспоминает спустя несколько секунд. – Вижу, как ты на Полину смотришь. Не рви себе душу, может, что-то путное выйдет. Она сама – такой же комок оголённых искромсанных нервов. Может, вместе вам полегче будет и как-то срастётся…

– Бать, я боюсь…

– Боишься? Ты? Это говоришь мне ты, мой бесстрашный сын? Разве ты когда-нибудь чего-нибудь боялся?

– Насчёт бесстрашия ты загнул. И мне… действительно страшно. Вдруг я не смогу?

– Не попробуешь – не узнаешь. Полина – хорошая девочка.

– Вот именно, что девочка. Слишком молодая. На десять лет почти моложе. Думаешь, я ей нужен такой? Со своими проблемами… Я же ей только жизнь испорчу. Ей бы нормального парня.

– Глупости. Десять лет – нормальная разница. И малышка так к тебе тянется. Что ты себя в монахи записал и состарил раньше времени?

Я – однолюб. В моём сердце нет места для двух женщин… Я не способен разорваться на части! Но и отпустить Полину не могу. Уже не могу… И дело не только в Надюшке.

– Вот если испечёшь пирог, то я подумаю, – отшучиваюсь.

Я совершенно не умею ухаживать за женщинами. Особенно такими – молодыми и красивыми. Забыл, как это делается…

Глава 10

Полина

Долинский уезжает сразу после обеда. А я так и сижу в комнате и не понимаю, как мне быть дальше. Я в плену? Он хочет постоянно видеть мою дочь, чтобы вспоминать свою? И потому лишил меня права самой решать, где и как мне жить?

Боже, какой ужас… Если бы я знала, что всё дело в сходстве Надюши с его дочерью, изначально не согласилась бы сюда ехать. Он же неадекватный!

Понимаю его боль. Ему гораздо тяжелее, чем мне. Нет ничего страшнее, чем похоронить своего ребёнка. Но разве можно быть таким эгоистом? Как можно силой удерживать человека рядом с собой и при этом постоянно нападать ни за что и обижать, будто я ему – груша для битья?

Как мне сбежать из его плена? Я могла бы прямо сейчас вызвать такси и уехать, пока Мирослав Данилович отдыхает. Но Долинскому наверняка ничего не стоит заявиться в общежитие и увезти нас точно так же, как сегодня заставил вернуться. И я не знаю, как ему противостоять.