Впусти меня в сердце
Шрифт:
– Я б тебе морду набил, предатель. Но праздник не хочется портить. Какого не сказал про ребёнка? У меня знаешь, какие мысли уже были?
– Батя твой запретил. Заявил, что когда тонешь, надо опуститься на самое дно, чтобы посильнее оттолкнуться ногами и всплыть на поверхность.
– Ты мог хотя бы намекнуть… – продолжаю упрекать, хотя знаю, что отец умеет быть убедительным, и противостоять ему очень сложно.
– Зато теперь как круто, когда ты узнал. Скажи?
– Мальчики, – выглядывает на балкон Вера, – давайте быстренько к столу, я
Наблюдаю, как Надюша уплетает за обе щеки куриную ножку, и улыбаюсь про себя. Какая всё-таки непредсказуемая штука – жизнь.
Устраиваюсь рядом с женой, обнимаю её и поглаживаю живот.
– Как там мой сын? Не слишком хулиганит?
Мне пока трудно представить себе, каким он будет, как мы с ним будем играть, когда он немного подрастёт. Я только обкатываю в голове и сердце сам факт нашей скорой встречи…
* * *
В конце зимы наконец проходит первое заседание по делу мошенников, которые преступными методами пытались захватить лакомые участки земли. Мы не одни, все подобные эпизоды объединены в одно производство и рассматриваются вместе. С кем-то их афера сработала, на ком-то, как на нас, они сломали зубы.
У меня с этими уродами свои счёты. Поганый актёришка вряд ли получит реальный срок – слишком незначительна его вина на общем фоне. Готов удушить его собственноручно, но терплю. Я поклялся любимой, что больше – никаких срывов, и я сдержу это обещание. Иначе грош мне цена.
Я буду действовать в рамках закона и добьюсь для организаторов издевательства над Полиной максимального срока. Мы скооперировались с другими потенциальными жертвами этих аферистов. И сделаем всё возможное, чтобы засадить преступников на как можно больший срок.
Я дьявольски соскучился по адвокатской практике. Но вернуться к ней я смогу только тогда, когда батя полноценно вернётся в офис. Суждено ли этому когда-нибудь случиться? Кто знает…
За первым заседанием следует второе. Торжествую, когда судья зачитывает приговор. Зло должно быть наказано! Неожиданностей не происходит – каждый из преступников получает по заслугам, хотя мне кажется, что наши законы к ним слишком лояльны…
Подготовка к суду и любимая жена с уже прилично округлившимся животиком дают мне силы пережить без срыва мой самый страшный день в году… Нет, я не забыл моих дорогих девочек, они навсегда в моей памяти. Но я научился жить без них… Мы отпустили друг друга: я их – в рай, они меня – в земную жизнь.
Глава 22
– Полина, давай не будем брать Надюшу с собой. Она слишком мала, чтобы ходить на могилы. Сомневаюсь, что она поймёт, куда её привезли.
Мне неспокойно. Не могу объяснить странное ноющее чувство, разъедающее внутренности со вчерашнего вечера. Что-то не так, и я не понимаю, что именно.
У меня иногда такое бывает. И каждый раз после этого в моей жизни случается какая-то жесть. Я стал суеверным. Меня преследует страх, что с моей семьёй может что-то случиться. Я регулярно общаюсь с мозгоправом, страх постепенно притупляется, но периодически,
– Не понимаю, Сергей, ты ревнуешь? Я не знаю, как будет дальше, но в ближайшее время Саша вряд ли составит тебе конкуренцию. Надюша его никогда не видела, в её жизни есть только один отец – ты. Мы уже обсуждали, что она должна знать о Саше. Это честно по отношению и к ней, и к нему, – жена принимает мои уговоры в штыки.
Я никогда не забываю, что у дочери есть ещё один отец – биологический. И это не тот случай, когда нужно его от неё скрывать. Ведь Александр Матвеев не предал её маму, не бросил её беременной и не променял на другую семью. Он отдал свою жизнь за то, чтобы Надюша жила. За то, чтобы мы все жили. И кощунственно настаивать на её удочерении, даже если порой неудобно иметь с дочерью разные фамилии.
Страна должна помнить и чтить героев, отдавших жизнь за её свободу и независимость. А дети должны знать и помнить своих погибших отцов. Ведь человек жив до тех пор, пока жива о нём память. Это всё очень правильно.
И я даже почти не ревную. Разве что совсем немного. Потому что подсознательно считаю Надюшу своей.
Однако сегодня дело вовсе не в этом, а в том беспокойстве, которое никак не отпускает. Проще всего взять малышку с собой. Ведь часто жесть с моими близкими происходила именно тогда, когда меня не было рядом и я никак не мог повлиять на ситуацию.
Сегодня погода не слишком благоприятная для поездок по трассе на большие расстояния. Да и что ребёнку делать на кладбище в дождь?
Светает.
– Поля, если мы едем с Надюшей, её пора будить. Иначе мы не успеем вернуться засветло домой. А ехать по трассе в темноте по такой погоде – рискованно.
Я не сомневаюсь в своём водительском мастерстве. Но на дороге полно неадекватов, которые ездят, не включая фар, превышают скорость, рискованно маневрируют, выскакивая на встречку.
Жена уходит в детскую, а я одеваюсь, чтобы заранее спуститься к машине.
– Серёжа, что-то мне Надюша не нравится, – шепчет Полина по телефону испуганным голосом, когда я выхожу из лифта. – Она никак не хочет просыпаться, глаза будто стеклянные, и носик заложен. Похоже, она приболела…
Разворачиваюсь и возвращаюсь домой. Не хочу, чтобы жена нервничала и сама искала правильное решение.
– Температура нормальная, – Поля сидит в гостиной с дочкой на руках. Малышка и правда выглядит нездоровой.
– Не занимайтесь ерундой, – приходит из кухни батя. – Оставляйте ребёнка дома. Нечего тащить её куда-то в такую погоду, если у неё насморк. А если в обед температура подниматься начнёт? Что вы в дороге делать будете? Я позвоню педиатру, она осмотрит и пропишет какую-то профилактику.
Полина нехотя соглашается. Тащить ребёнка с насморком на кладбище в другой город – нелепо.
– Может, перенесём поездку, раз Надюша приболела? – осторожно предлагаю. – Вдруг и вправду температура начнёт подниматься, а нас не будет дома?