Врачебная ошибка
Шрифт:
Врач сказала, что все в порядке, Фрида чувствовала себя настолько хорошо, насколько это возможно для рожающей женщины, но Зиганшина вдруг охватила непонятная тревога.
– Давай уедем, – предложил он, – время еще есть, а я за сорок минут домчу тебя до нормальной клиники, где хорошие врачи, а не эта хамка.
– Мне от нее не вежливость нужна, – фыркнула Фрида. – Как говорится, наша работа спасать ваши задницы, а не целовать их. А специалист она хороший, уж ты мне поверь.
Зиганшин постыдился признаться, что он, как истеричка, готов позволить предчувствиям
Они еще походили, потом Фрида прилегла. Акушерка запретила Зиганшину садиться на кушетку, поэтому он устроился рядом на корточках, как матерый зэк, держал жену за руку, и пытался если не унять свое беспокойство, то хотя бы не дать ему прорваться наружу.
Последний раз он так явно, всей кожей, чувствовал опасность много лет назад, будучи на войне. Инстинкт кричал, что срочно надо спасаться, бежать или наступать, но Зиганшин решил, что это обычная реакция человека в преддверии отцовства. Если бы он сам рожал, то не волновался бы, а тревога за жену вылилась в такую странную форму, вот и все.
Схватки не учащались, и Фрида сказала, что, может, сегодня еще и не родит. Зиганшин хотел снова предложить другую клинику, но осекся. Зачем баламутить человека своими иррациональными страхами? Условия тут, конечно, ужасные по сравнению с частной клиникой, и врач после приемного ни разу не подошла, хотя они тут уже три часа, но раз Фрида спокойна, то все хорошо. Мстислав Юрьевич только попросил жену сообщить главврачу или начмеду, что она рожает, чтобы тот позвонил высокомерной докторше и заставил ее быть внимательной к сотруднице-пациентке. Фрида ответила, что так будет только хуже, подобные вещи наоборот вызывают неприязнь. Попал к ним в реанимацию один пациент, милейший дядька, но с кучей родственников. Пока врачи тихо-мирно вытаскивали дядечку с того света, родственники выжимали административный ресурс, и разные высокопоставленные лица звонили в реанимацию с интервалом в четверть часа, спрашивали, как там чувствует себя больной такой-то и просили позаботиться о нем как следует. В результате пациента, конечно, спасли, как и планировали, но возненавидели.
– Все будет в порядке, не волнуйся, – улыбнулась жена.
Наконец заглянула врач, быстро посмотрела Фриду и, бросив, что все в порядке, ушла, но спокойней Зиганшину не стало.
Фрида поднялась с кушетки и, бодрясь, стала наставлять его, куда ехать и сколько чего купить для малыша. Зиганшин слушал, хотя подробный список уже две недели лежал у него в бумажнике.
Вдруг она вскрикнула, согнулась и схватилась за живот. Лицо резко побледнело.
– Что? – вскочил Зиганшин.
– Очень больно, – простонала Фрида, – будто пополам разрывает.
Она пошатнулась, он подхватил ее и уложил на кушетку.
– Что-то мне нехорошо, – прошептала Фрида.
Он выбежал в коридор, показавшийся очень длинным и пустым, и стал бестолково тыкаться в белые одинаковые двери. Наконец обнаружил акушерку, та пила кофе, аромат которого почему-то показался Зиганшину омерзительным. Она обещала вызвать врача. Вернувшись, он нашел Фриду повеселевшей, она сказала, что чувствует
Доктор появилась только через четверть часа, с очень недовольным лицом, тоже пахнущая кофе, быстро посмотрела Фриду и процедила, что все идет по плану.
– А кто вам сказал, что рожать не больно? – фыркнула она.
На лице врача ясно можно было прочесть, как же ей надоели эти тупые и капризные тетки, не умеющие нисколько терпеть боль и дергающие медперсонал по любому поводу.
Зиганшин с Фридой снова остались одни.
Она пыталась шутить, успокаивала его, но через полчаса снова вскрикнула от боли, и ее вырвало, так внезапно, что Зиганшин едва успел подать полотенце.
– Слушай, так, кажется, не должно быть, – сказал он, – я ж изучал роды в школе милиции…
– Ты в школе милиции, а я в медицинском институте, – прошептала Фрида, а Зиганшин с ужасом увидел, как стремительно меняется ее лицо, бледнеет, покрывается испариной и вокруг глаз ложатся темные тени.
– Фридочка, что с тобой?
– Что-то мне нехорошо. – Она через силу улыбнулась, попыталась подняться и потеряла сознание.
Он схватил ее на руки, выбежал в коридор и закричал.
Акушерка вышла не торопясь, но, увидев Фриду, повисшую у него на руках, стремительно бросилась к телефону.
Вызвав доктора, она побежала в конец коридора, Зиганшин побежал за нею.
Через секунду они оказались в операционной, он опустил жену на стол, хотел растормошить ее, но акушерка вытолкала его вон.
Прошло очень много времени, а может быть, всего несколько секунд, и появилась врач.
Потом подъехала «Скорая», стукнула внизу тяжелая входная дверь, и мимо Зиганшина быстро прошли хирург и анестезиолог – Фридины коллеги, которых он неплохо знал. Анестезиолог сразу скрылся за дверью операционной, а хирург на секунду задержался возле него:
– Иди на улицу, Слава, ради бога, не путайся под ногами.
Зиганшин молча кивнул.
Он будто завис во времени, как муха в янтаре. Что-то делал, кажется, переоделся в свое и вышел в садик. Ходил вокруг роддома, смотрел на клумбы с яркими осенними цветами, лишь бы не видеть окно, горящее мертвенно-белым светом. Окно операционной, где сейчас что-то делают с Фридой и с их сыном.
Вдали, за березовой рощей, виднелся золотой купол церкви, и Зиганшин подумал, что надо помолиться. «Пожалуйста, сделай так, чтобы они остались живы», – шептал он, понимая, что этого не будет.
Он не знал, сколько прошло часов или минут, прежде чем к дверям роддома снова подъехала «Скорая». Выскочили санитары, с грохотом раскрыли задние двери и выкатили носилки. «Значит, жива», – подумал Зиганшин и подошел ближе.
Фрида лежала на каталке бледная, как восковая. Анестезиолог шел рядом и дышал за нее мешком, сестра несла капельницу. Зиганшин понял, что она еще под наркозом, и остановился. Нельзя сейчас мешать врачам.
Фриду погрузили в машину, и «Скорая» уехала, завывая сиреной. Мстислав Юрьевич поймал себя на мысли, что жена проснется от громкого звука и ей станет больно.