Врачебная ошибка
Шрифт:
– Вообще не вижу связи. С какой стати мне станет хорошо, если ей будет плохо?
– Фрида, возмездие важно. Это не смягчает боль утраты, но дает силы жить, иначе зачем нужна вся правоохранительная система, сама подумай.
– Зиганшин, оставь эту идею! Вот просто сейчас забудь о ней, и все.
– Слушай, но я же не замышляю постыдный самосуд, а просто хочу, чтобы человек, разрушивший нашу жизнь, был наказан по закону. Подумай сама, разве справедливо, что наш ребенок мертв, ты едва выжила, а эта стерва гуляет как ни в чем не бывало.
Фрида
– Подойди ко мне, Слава. Сядь.
Он повиновался.
– Виновата не врач, а осложнение, – сказала Фрида. – Да, она проглядела это осложнение и упустила время, но такое бывает со всеми, даже с самыми опытными врачами. Тебе сказали, что не хватило каких-то пятнадцати минут, чтобы достать нашего сына живым, и ты больше всего мучаешься от этого, что был шанс, а его не сумели использовать. Только, Слава, ничего уже не изменишь. Даже если мы расстреляем всех людей на земле, все равно не сможем вернуть эти пятнадцать минут.
– Но сможем восстановить справедливость, – буркнул он. – Если рассуждать, как ты, то вообще не надо преступников ни ловить, ни наказывать. Пусть гуляют, людей-то все равно не оживить.
– Ты передергиваешь.
Мстислав Юрьевич нахмурился, подыскивая слова. Первый раз он не мог объяснить жене то, что представлялось ему очевидным.
– Нет, Фрида, я прав.
Она опустилась в подушки и перевела дыхание.
– Но и я права и прошу тебя, давай никуда ни на кого подавать не станем. Мне там работать еще, на минуточку.
– При чем тут это?
– Как я буду людям в глаза смотреть?
– Ну, знаешь, эта занюханная больничка с неграмотными врачами далеко не предел мечтаний. Фрида, я хоть сейчас позвоню Руслану или Яну Александровичу, и они в три секунды найдут тебе достойную работу, и сделают это с удовольствием, потому что знают, какой ты прекрасный специалист.
Фрида покачала головой:
– И на этой достойной работе сразу узнают, что я подвела коллегу под монастырь.
– И станут на твою сторону, если нормальные люди.
– Я не могу так рисковать, в конце концов, работа – это все, что у меня осталось.
Зиганшин сжал ее ладонь:
– Не все, Фрида, совсем не все.
– А если моя карьера для тебя не аргумент, напомню тебе известную максиму, что душевный покой дает прощение, а не возмездие.
– Если виновный раскаялся. Но эта сука живет припеваючи и о нас даже не вспоминает! – Зиганшин почувствовал, что сейчас сорвется на крик, и больно ущипнул себя за ногу, чтобы успокоиться. – И плевать ей, что она переехала всю нашу жизнь! Ты дышать не можешь от боли, а она в ус не дует, просто случай из практики у нее такой! Добавление в копилку врачебного опыта! Ай!
Он вскочил и заходил по комнате, а потом выбежал на улицу и вдохнул сырой осенний воздух.
Холод немного отрезвил, и Зиганшин сделал круг по участку, кстати, захватил брошенный Светой велосипед, откатил в гараж и вдруг сообразил, что ни разу не говорил с ребятами
Фрида слишком слабая, чтобы заниматься с детьми, он в отпуске был поглощен горем и заботами, а теперь целыми днями пропадает на службе. Нет, он следит, чтобы Света с Юрой были сыты, одеты и ходили в школу, но на этом все.
Только если Лев Абрамович с ними говорит, но на это слабая надежда. Когда страдает родная внучка, тут уж не до чужих ребятишек.
Зиганшин вернулся в дом и с раскаянием подумал, что раньше дети до ночи торчали в гостиной, а теперь сразу после школы скрываются у себя наверху.
Он поднялся, постоял под дверью детской и вернулся к себе в спальню. Он не знал, что сказать Свете и Юре.
Быстро раздевшись, он лег под одеяло. Вдруг Фрида обнимет его, скажет, что передумала и сделает, как он хочет, но жена лежала безучастно, глядя в стену.
Зиганшин погладил ее по плечу, она не ответила.
– Слушай, Фрида, а почему ты так сопротивляешься именно тому, что реально может тебе помочь?
Он поцеловал жену в затылок, смягчая резкость своих слов, но она не шелохнулась.
– Ну да, – продолжал Зиганшин, – мы стараемся, все делаем для тебя, лишь бы ты окрепла, а ты сводишь на нет все наши усилия. Тебе надо есть – мы готовим, мама изобретает такие блюда, которые тебе было бы легко проглотить и усвоить, а ты говоришь – не надо тебе. Сказано было – двигаться и дышать свежим воздухом, пожалуйста, давай! Я весь отпуск возле тебя просидел, чтобы поднимать тебя, выносить на улицу, если ты сама еще не можешь, а ты не пошевелилась. Так мало надо от тебя – немножко есть и немножко двигаться…
– Ты реально не понимаешь, почему я так себя веду? – вяло спросила Фрида, не оборачиваясь.
– Нет, не понимаю.
– Ну так нечего и объяснять.
– Фрида, но мы никогда не играли с тобой в эти игры, зачем сейчас-то начинать? Я только одного хочу – чтобы ты поправилась, все делаю, а ты… Ладно, что говорить, действительно… Я знаю, что тебя ничем не утешить, но хоть чуть-чуть помочь… Если эту тварь накажут, тебе правда станет легче, Фридочка. Это не я придумал, это так и есть. Справедливость исцеляет, а ты как ребенок, который отказывается пить лекарство, потому что оно горькое.
Фрида легла на спину и тяжело вздохнула:
– Знаешь, Слава, если тебе обязательно надо кого-то обвинить и наказать, вини меня.
– Фрида, ну что ты…
Он потянулся обнять жену, но она сбросила его руку:
– Да, это я виновата в том, что не смогла родить. В том, что храбрилась, хотела выглядеть терпеливой роженицей и не сказала доктору, какая страшная была боль, и что она совсем не похожа на боль от схваток. Я ж отличница, Слава, я стремилась родить на «отлично», за что и поплатилась. Так что вини меня.