Враг мой – муж мой
Шрифт:
– Мне плевать с кем и где вы целуетесь или спите. Но сделайте так, чтобы сплетни о ваших постельных подвигах не ходили среди прислуги!
«Какого юдарда?!» Леолия закусила губу.
– Вы говорили, что вам плевать на мнения других…
– Мне плевать! – рявкнул он и ударил кулаком в каретное дерево. – Но это не ваше дело. И если ваши мозги не позволяют вам понимать последствия ваших поступков, значит…
– Вы ударите меня? – холодно осведомилась Леолия, скрестив дрожащие руки на груди, и выставив подбородок вперёд.
В горле запершило. Гордость подавила слёзы, но сердце рвалось. Ей хотелось закричать
– Я не бью женщин. Даже когда они того заслуживают.
«Медведь! Дикий, страшный, злобный… Как я могла видеть в нём что-то хорошее?». Хотелось забиться в угол кареты, сжаться в комок и разрыдаться. Но она продолжала твёрдо смотреть в его звериные глаза.
– Я поступлю иначе, – холодно и почти спокойно продолжил он сквозь зубы, отстранился и глянул сверху вниз с глубочайшим презрением. Растёр ладонью костяшки пальцев, начинающие кровоточить от удара. – Отныне вы должны спрашивать у меня разрешения на любой выход. Стража у ваших покоев не выпустит вас без моего позволения даже в коридор. Вы поняли, принцесса? Выйти в сад, к обеду или ужину – любой ваш шаг вне ваших комнат требует моего разрешения.
Леолия стиснула кулаки, вонзив ногти в ладони и наклонилась к нему, чувствуя, как ярость клокочет, стремясь вырваться.
– Ни за что! – крикнула она в бешенстве. – Вы забыли, я – дочь короля!
– А я – ваш муж.
– Вы не муж! – прошипела она, дрожа от бешенства. – Вы мерзкий, гадкий, отвратительный тиран!
Эйдэрд саркастично выгнул бровь.
– Вот как? Ну что ж. Так нам обоим будет проще. Я не меняю своих решений принцесса. Удивительно, что ваш строптивый норов не смогли усмирить даже милосердные сестры. Но если это не удастся и мне, то вам придётся наслаждаться участью вечной узницы. Вы поняли меня?
Она отвернулась. Как же она его сейчас ненавидела!
Но Эйдэрд силой развернул её к себе и, стиснув подбородок принцессы железными пальцами, поднял её лицо, заставляя взглянуть на него. Леолия упрямо опустила взгляд.
– Я не услышал вашего ответа, – жёстко и холодно напомнил он.
«Он дрессирует меня, как собачку», – Леолия буквально захлёбывалась в ненависти.
Карета, видимо, доехала до места и остановилась.
– Ну же?
Герцог демонстрировал ожидание, и Леолия поняла, что он готов просидеть в карете любое время. «Лишь бы сломить меня». Она подняла на него злые, потемневшие глаза, и встретила спокойный и равнодушный взор. От этого девушка возненавидела герцога ещё сильнее.
– Я поняла вас, – процедила сквозь зубы.
– Вот и славно, – кивнул он, отпуская.
А затем вышел и подал ей руку, как ни в чём ни бывало. С трудом сдерживая желание вцепиться ему в лицо ногтями, Леолия гордо вышла из кареты. Герцог молча проводил супругу по Розовой лестнице в её покои. Девушка так же не проронила ни слова и ни разу не взглянула на него.
– До встречи за обедом, Ваше высочество.
– Я не голодна.
– Мне на это плевать. Вы не поняли ещё, что отныне вы сами ничего не решаете? Тогда вы ещё более глупы, чем кажетесь.
Когда за ним закрылись двери, Леолия зарычала как раненный зверь.
– Урод! Какой же ты урод!
Ей вспомнилось, как вчера она сама целовала его, и девушка
До самого обеда Леолия просидела с ногами на диване, не сводя напряжённого взгляда с точки на противоположной стене. Она рвала батистовый вышитый платок на нитки. Когда взволнованная Ильсиния вошла, чтобы сопроводить принцессу на обед, Леолия молча встала и, не отвечая на встревоженные расспросы подруги, последовала за ней. Спокойно и равнодушно, опустив глаза в тарелку и вежливо улыбаясь на обращённые к ней вопросы, высидела весь обед. Затем, вежливо кивнув супругу, удалилась с гордо поднятой головой.
Сразу после этого в гостиную её покоев снова заявились швеи. Принцесса позволила вновь снять с себя мерки, а на вопросы о тканях и фасонах равнодушно ответила:
– На ваше усмотрение.
Вмешалась Ильсиния, которая активно стала обсуждать все эти детали, выбрала несколько парчовых, несколько шёлковых, бархатных и ещё каких-то заморских тканей. Тяжёлых и воздушных, расшитых золотом, серебром, разноцветных и тканей строгих расцветок.
Леолия не мешала своей фрейлине. Она отошла к окну и стала смотреть в сад, удивляясь сухости собственных глаз. Она даже не подозревала, что ярость по природе своей – ветер пустыни. В детстве мать часто называла Лию плаксой. В монастыре дева Касьяна так же, поджимая губы, упрекала послушницу в излишней чувствительности. Наверное, сейчас, они гордились бы её бесстрастностью. Но вряд ли.
Стукнула дверь и, судя по резко замолчавшей Ильсинии, вошёл кто-то важный…
– Ваше величество, – прошептала фрейлина.
Леолия не обернулась. Ей было всё равно. Она всматривалась в мёртвую пустыню своей души.
– Лия? – устало прошамкал король.
Но принцессе не хотелось оглядываться.
Он подошёл и встал рядом с ней. Видимо, все остальные вышли, так как Леолия услышала звук аккуратно притворяемой двери.
В саду поднялся ветерок. Он играл ветвями сиреневой стражи, осыпая последние цветки. Пригибал ирисы и лилии. Рассыпал капли фонтана. Каменные девочка и мальчик привычно бежали и радовались жизни.
– Мы все совершаем ошибки, – тихо вымолвил король, наконец. – Пока мы молоды, нам кажется, что вот она – цель. И мы бежим к ней, расталкивая всех вокруг и не обращая внимания ни на детей, ни на родных. Мы жертвуем самыми близкими и родными людьми. Мы не ценим их любовь к нам.
«К чему он об этом?» – холодно удивилась Леолия. Ей казалось, что жгучая пустыня покрывается льдом. Принцесса будто смотрела на всё со стороны холодным и рассудительным взглядом. Ничто не вызывало в ней эмоций.
– Когда я был молод, мне казалось, что я могу всё исправить. Вот только добьюсь вот этой цели, выполню вот этот план. – Слова короля падали будто сосны, срубленные лесорубом. Казалось, он забыл, что рядом дочь и разговаривает сам с собой. – Передо мной стояли великие цели и планы. Спасти гибнущий Элэйсдэйр! Укрепить умирающую династию! Я работал. Очень много работал. Я вставал раньше солнца, а ложился, когда свечи оплывали и некого было послать за новыми, так как слуги уже крепко спали.
Ветер закрутил белые флоксы, затанцевал в купальницах. Позвонил в разбитые сердечки дицентры. Леолии очень хотелось, чтобы отец ушёл. Ей не нужны были его слова, они раздражали.