Враг мой (сборник)

Лонгиер Барри Брукс

Еще раньше, обсуждая с Дэвиджем возможность следования талме Зенака Аби и полет на Тиман, я принял решение не отказываться от путешествия. Если существует шанс установить мир, то я не могу не полететь, иначе буду до конца жизни враждовать с самим собой. Вздорная реплика, адресованная Джеррибе Таю, была вызвана недовольством щепки, подхваченной потоком и неспособной повлиять на события. Но мне все равно страшно - что правда, то правда.

У входа в пещеру я слышу приятный голос, поющий на плохо знакомом мне языке.

Скорее всего это японский - человечий язык, на котором изъяснялась большая часть пленных, захваченных нами после битвы в Бутаане-Жи. Язык поющего человека и его дочери.

Но мелодия, доносящаяся из пещеры, не печальна. Скорее она напоминает мне песни, которые пел Пина перед мгновениями нашей любви. Я побаиваюсь оторвать Киту Ямагата и Дэвиджа от интимного занятия, но страх пропадает, когда раздается рев Дэвиджа: "Черт!" За этим традиционным свидетельством человечьего гнева следует звон бьющейся посуды. Песня Ямагата прервана.

Войдя в пещеру, я вижу женщину, сидящую верхом на полене. На ней темно-лиловый комбинезон, закрывающий ее целиком, за исключением головы. На шее у нее золотая цепочка, на цепочке висит амулет, похожий на дракский талман. При моем появлении женщина кивает и улыбается.

В пещере черно от пламени и густого пара, в воздухе сильный химический запах. На камнях у костра установлена аккумуляторная лампа, заливающая все резким синим светом. Прежде чем мы с Ямагата успеваем обменяться приветствиями, из потемок доносится голос Дэвиджа:

– Предположим, Эша смог избавиться от всех мирских благ, но здесь не тропический рай, здесь это немыслимо!
– Он появляется из провала справа от меня, демонстрируя пару почерневших и полурасплавленных башмаков. Полюбуйтесь! Все труды Гаэзни насмарку!

– Какой же урок Гаэзни может из этого извлечь?
– спрашивает Ямагата серьезным тоном, но со смеющимися глазами.

Дэвидж испепеляет ее взглядом, но тут же смягчается и садится рядом с детективом, продолжая разглядывать ботинки.

– Благонамеренность - иллюзия. Никакие усилия и намерения не способны повлиять на природу и форму настоящего и будущего.
– Он невесело улыбается.
– А если искренние усилия бессмысленны, то что толку убиваться и причитать?

– Люди на Амадине выражают эту мысль иначе, - подхватываю я.

– Как же?
– интересуется Дэвидж.

– Хреново дело!

Оба смеются. Дэвидж поднимается и отшвыривает ботинки.

– Что ж, после предложенной Язи Ро сокращенной версии "Кода Овсинда" единственное, что остается, - найти другую пещеру.
– Он указывает на закопченную стену.
– Пройдут десятилетия, прежде чем здесь снова можно будет спокойно воспитывать молодежь.

Подойдя к Уиллису Дэвиджу вплотную, я задаю вопрос, волновавший меня с первой нашей встречи:

– Зачем воспитывать молодежь в пещере? Почему ты так

делаешь?

Дэвидж хмурится, надевая свое пальто с капюшоном.

– Потому что усматриваю в этом смысл. Это первый смысл, который я нашел в жизни. Нет ничего важнее.
– Он усмехается.
– Что касается пещеры, Ро, то из всех, кого я встречал, тебе первому следовало бы понять это без объяснений.
– С этими словами он устремляется к выходу.

– Я не принадлежу к твоим ученикам!
– кричу я ему вслед. Кита Ямагата встает и берет меня за руку.

– Раз так, ты должен задаваться вопросом, зачем ты здесь.

– Талма! Путь к миру на Амадине. Зачем же еще?
– Она задумчиво кивает.

– Разве ты и Уилл познакомились бы, если бы он не мог ничему научиться от тебя, а ты - от него? Все мы - ученики, Язи Ро, и все - учителя.
– Она держит паузу, словно взвешивает слова, которые еще собирается произнести.

– Договаривай!

Она размышляет, щурится.

– Учи Талман, Ро. Возможно, на кону стоит не только мир на Амадине. Она хлопает меня по руке.
– Речь идет и о мире в твоей душе.

Мне хочется стряхнуть ее пальцы, но я не делаю этого, потому что боюсь правды ее слов. Такое тягостно выслушивать даже от драка, тем более от человека. Я смотрю на золотой амулет у нее на шее и вижу, что это талман со странной эмблемой в виде дракона. Я видел такую в сражении при Бутаане-Жи: то была татуировка на спине одного из погибших защитников цитадели. Я наблюдал, как солдат Маведах вырезает лоскут кожи убитого, чтобы превратить татуировку в трофей, и ровным счетом ничего не чувствовал...

Кита Ямагата еще раз улыбается мне и тоже надевает пальто.

– Ямагата...
– обращаюсь я к ней.

– Кита, - поправляет она.
– У людей имя ставится на первое место.
– Ее улыбка становится еще шире.
– Но не у всех землян это так: например, у моего народа сначала принято называть фамилию. Поэтому на самом деле я Ямагата Кита.

– Пусть будет Кита. Ты что, знаешь Талман?

– Мать с отцом отдали меня на воспитание в земной Талман-ковах.
– Она продолжает застегивать пальто.

Древние мифы и уроки загадочного прошлого не производят на Амадине никакого впечатления. Единственный на Амадине, кто заучил Талман, о котором мне известно, - Зенак Аби, а это изменник, беглец, разбойник. И между прочим, единственное встреченное мной на Амадине счастливое существо... Как ни странно, Аби тоже живет - если он все еще жив - в пещере.

– Как ты считаешь, Кита, в чем заключается намек Дэвиджа насчет смысла пещеры?

– Ответ не так важен, как то, что ты познаешь в поисках ответа.
– Она обводит рукой пещеру.
– Ответы здесь.
– Она дотрагивается кончиками пальцев до моей головы.
– И здесь.