Враг стрелка Шарпа

Корнуэлл Бернард

Сердце Шарпа сжалось. Он отдал всего себя войне, а война, как справедливо заметил Дюко, смерти рождает охотнее жизней. Антония была счастливым исключением. Маленькое черноволосое дитя войны. Да только нужен ли ей такой отец, как он? Отец, который всегда где-то далеко. Отец, которого она не знает. Отец, который ничего не знает о ней.

– Она говорить не начала?

– Пару слов. «Мама». Рамона она кличет «Гогга», Бог весть почему. Антония говорит по-испански. Ей некого звать «папой», кроме

дяди, Рамона. Что ж, с дядей ей повезло, чего не скажешь об отце.

– Майор! Майор Шарп!

К ним направлялся полковник Дюбретон.

– Майор?

Шарп положил руку на плечо Терезы:

– Моя жена, мсье. Тереза. Полковник Дюбретон.

Дюбретон поклонился:

– La Aguja. Вы столь же красивы, сколь опасны.

Француз указал на таверну:

– Надеюсь, вы присоединитесь к нам? Дамы удалились, но мы будем рады вашему обществу.

Тереза, к удивлению Шарпа, ответила вежливо:

– Я устала, полковник. Предпочитаю подождать мужа в замке.

– Конечно, мадам. – Дюбретон помедлил, – Ваш муж оказал мне неоценимую услугу, мадам. Личную услугу. Ему я обязан жизнью моей жены. При случае считал бы честью отплатить ему тем же.

Тереза улыбнулась:

– Простите, полковник, но я буду уповать на то, что такой случай никогда не представится.

– Печально, что мы – враги.

– Покиньте Испанию, и вражде – конец.

– Ради удовольствия стать вашим другом я бы закончил войну прямо сейчас.

Она польщённо засмеялась. Изумлению Шарпа не было предела, когда Тереза протянула полковнику руку. Тот почтительно поцеловал.

– Не будете ли вы так любезны распорядиться насчет моей лошади, полковник? Она у кого-то из ваших людей.

– С радостью, мадам.

Дюбретона забавляла ирония ситуации. Он, полковник французской армии, с готовностью выполняет просьбу женщины, ведущей личную войну с французской армией так ожесточённо, что французская армия назначила за её голову умопомрачительную награду.

Харпер привёл коня, подсадил Терезу в седло. Они пошагали к форту: хрупкая женщина верхом и рослый ирландец рядышком.

Дюбретон достал сигары, предложил Шарпу. Стрелок редко курил, но сейчас взял коричневый цилиндрик. С помощью трутницы добыв огонь, оба задымили.

– Пригожая у вас жена, майор.

– Да.

Сизый дым исчезал в редеющем тумане. Скоро туман сойдёт и что тогда? Снег или дождь.

Француз кивнул на харчевню:

– Сэр Огастес требует вас. Вряд ли он нуждается в вашем совете; скорее, хочет отлучить вас от жены.

– Как вы отлучили от жены его?

Дюбретон ухмыльнулся:

– Не я, а мадам Дюбретон. Леди Фартингдейл очень уж… м-м… эксцентричная особа.

Входя следом за полковником в трактир, Шарп придержал повешенную на место

штору. В зале коромыслом висел табачный дым. Личный состав винного батальона был выкошен начисто, а сменившее его бренди с удовольствием пили лишь младшие офицеры. Сэр Огастес хмурился. Дюко блекло сиял.

Дюбретон подпортил ему настроение:

– Прохлопали вы, Дюко, «La Aguja». Я приглашал её сюда, но она сослалась на усталость.

Гаденько скалясь, Дюко впился взглядом в Шарпа и сделал неприличный жест: указательный палец правой кисти демонстративно ввёл несколько раз в кольцо, сложенное из большого и указательного пальцев левой:

– «La Aguja», говорите? Игла. Чтож, у нас всегда найдётся, что в иглу вдеть.

Палаш вылетел из ножен так стремительно, что даже Дюбретон, стоящий локоть в локоть с Шарпом, не успел отреагировать. Пламя свечей блеснуло на стали, Шарп перегнулся через стол, и клинок застыл у переносицы Дюко:

– Не повторите ли, майор?

Разговоры смолкли. Сэр Огастес взвизгнул:

– Шарп!

Дюко не шевелился. Тонкая жилка пульсировала под изъязвлённой оспинами щекой:

– Она – заклятый враг моей родины.

– Повторите своё утверждение или дадите мне сатисфакцию?

Дюко презрительно процедил:

– Вы – дурак, майор Шарп, коль полагаете, что я буду драться с вами на дуэли!

– Дурак тот, кто, будучи слишком труслив для поединка, сам на него нарывается. Я жду извинений.

Дюбретон заговорил по-французски. Шарп предположил, что полковник приказывает рябому не дурить, а просить прощения. Дюко пожал плечами и нехотя произнёс:

– В моём лексиконе нет слов достаточно мерзких, чтобы выразить моё мнение о «La Aguja», но вас, мсье, я оскорбить не намеревался. Сожалею.

Шарп недобро прищурился. Извинения были неполными и возмутительными. Палаш вновь пришёл в движение. На этот раз Дюко не сплоховал. Лезвие, чиркнувшее француза по левой брови, сбило с его носа очки, но майор подхватил их. Водрузить их обратно ему помешал палаш, остановивший на полпути руку.

– Решил помочь вам взглянуть на это иначе. Без очков.

Дюко близоруко моргал:

– Приношу вам свои извинения, мсье.

– Проблематично вдевать что-либо в иголку с таким слабым зрением, Дюко.

Тяжёлый клинок ткнулся в линзу. Она треснула и посыпалась.

– На память.

За первым стеклом последовало второе. Шарп выпрямился и спрятал палаш.

– Шарп! – Фартингдейл неверяще пялился на разбитые очки. Дюко понадобится не одна неделя, чтобы выписать замену.

– Браво, сэр! – захмелевший Гарри Прайс был всецело на стороне командира. Французские офицеры, не скрывавшие нелюбви к рябому выскочке, тоже одобрительно ухмылялись.